К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

мания вдруг узнала, что Кинкель был поэтом, великим поэтом, и вся масса немецкого мещанства и все эстетствующие бездель ники в течение некоторого времени принимали участие в разы грываемой нашим Генрихом фон Офтердингеном комедии о голубом цветке. Тем временем пруссаки предали его военному суду. Это дало ему повод впервые после долгого перерыва вновь высту пить с чувствительным призывом к слезным железкам аудито рии, наподобие тех призывов, которые, по свидетельству Мок кель, так великолепно удавались ему в бытность его сверх штатным проповедником в Кельне, причем Кельну суждено было вскоре вновь наслаждаться наиболее блестящими его достижениями на этом поприще. Он произнес перед военным судом защитительную речь *, которая, благодаря бестактности одного из его друзей, к сожалению, вскоре стала известна широкой публике через посредство берлинской «Abendpost». В этой речи Кинкель «протестует против смешения его дей ствий с грязью и тиной, которая, к сожалению, впоследствии примазалась к революции». После этой крайне революционной речи Кинкель был при говорен к двадцати годам заключения в крепости, а затем получил помилование, — крепость была заменена каторжной тюрьмой. Он был переведен в Наугард, где, по слухам, его за ставляли прясть шерсть, почему вместо чемодана, потом муш кета, затем (в первое время его заключения) лиры его атрибу том отныне является прялка. Впоследствии мы увидим, как он переплывает океан с новым атрибутом — денежной сумкой *. Между тем в Германии произошли чрезвычайные события. Немецкий мещанин, как известно, по природе прекраснодуш ный, потерпел, благодаря тяжелым ударам 1849 г., крушение сладчайших своих иллюзий. Ни одна из надежд его не оправ далась, и даже в мятущейся груди юношей стали зарождаться сомнения относительно судеб отечества. Тоскливое уныние овладело всеми сердцами, и всюду стали жаждать Христа демократического, действительного или воображаемого стра дальца, который с кротостью агнца нес бы на себе грехи мещанства и в страданиях которого обостренно проявлялась бы хроническая и бездеятельная тоска филистера. «Союз майских жуков» с Моккель во главе взялся за удов летворение этой назревшей потребности. И в самом деле, кто мог бы быть более подходящим для исполнения этой филистер ской комедии страстей, нежели плененный страстоцвет (Passif- lore) Кинкель с его прялкой, этот неиссякаемый источник слез