К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

Обыденнейшие вещи, происходящие с обыденнейшими людьми, становятся у него многозначительными событиями. Ничтожные радости и горести, переживаемые любым канди датом теологии в более интересной форме, столкновения с мещанской обстановкой, на каждом шагу наблюдаемые во всякой бурсе и всякой консистории Германии, становятся роковыми и мировыми событиями, по поводу которых преис полненный мировой скорби Готфрид непрестанно рисуется. Поэтому во всех этих его излияниях бросаются в глаза две черты — рисовка, смехотворная важность, с которой Готфрид набрасывается на малейшие пустяки, лишь бы провозгласить предчувствие своего будущего величия и заранее выставить себя в выгодном свете, — и бахвальство, лживость, с которой он задним числом пропитывает своей vanite [тщеславием] не- значительнейшие мелочи своего лирически-теологического прошлого. Под углом зрения этих двух главных черт мы и будем рассматривать в дальнейшем сказание о Готфриде. Семья «друга Пауля» покидает Бонн и возвращается в Вюртемберг. Вот каким образом Готфрид изображает это событие. Готфрид любит сестру Пауля и возвещает при этой оказии, что он «уже дважды любил». Но теперешняя любовь его — не какая-нибудь обыкновенная любовь, а «пламенное и благо честивое служение богу» (стр. 13). Готфрид в сопровождении друга Пауля совершает восхождение на гору Драхенфельс и там, среди романтической декорации, разражается следую- щим дифирамбом: «Пусть отходит дружба, — во Спасителе найду я брата! Пусть отходит любовь, — невестой моей будет вера! Пусть от ходит верность сестры, — я вошел в многотысячную общину праведников! Выйди же, о мое юное сердце, и научись быть наедине с твоим богом, и борись с ним, пока не одолеешь его и не наречет он тебе нового имени, имени священного Израиля, неведомого никому, кроме обретающего его! Привет тебе, вели чавое восходящее солнце, прообраз моей пробуждающейся души» (стр. 17). Итак, разлука с другом служит для Готфрида поводом воспеть восторженный гимн свободной душе (причем гимн этот заносится со стенографической точностью в дневник и, по истечении нескольких десятилетий, преподносится изумлен ному миру через посредство подставного лица Штродтмана). Однако этого недостаточно, — другу также полагается раз разиться гимном. Во время вдохновенного излияния Готфрида