К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

Наконец, она представляет собой даже критический эпос, ибо она есть «подлежащая постоянному заполнению брешь, от деляющая бессмертие» — критическую критику г-на Шелиги — от «бренности» — романа г-на Эжена Сю.

1) «ТАЙНА ОДИЧАНИЯ СРЕДИ ЦИВИЛИЗАЦИИ» И «ТАЙНА БЕСПРАВИЯ В ГОСУДАРСТВЕ»

Как известно, Фейербах рассматривает христианские пред ставления о воплощении, триединстве, бессмертии и т. д. как тайну воплощения, тайну триединства, тайну бессмертия. Г-н Шелига рассматривает все нынешние житейские отношения как тайны. Но если Фейербах раскрыл действительные тайны, то г-н Шелига, наоборот, превращает действительные тривиаль ности в тайны. Его искусство заключается не в том, чтобы раскрыть скрытое, а в том, чтобы скрыть раскрытое. Так, он объявляет одичание (наличие преступников) среди цивилизации, равно как бесправие и неравенство в государстве, тайнами. Одно из двух: либо социалистическая литература, раскрывшая эти тайны, осталась тайной для г-на Шелиги, либо ему хочется превратить в частную тайну «критической критики» наиболее известные выводы этой литературы. Нам поэтому нет надобности подробно останавливаться на рассуждениях г-на Шелиги об этих тайнах. Мы отметим только некоторые, самые блестящие, пункты. «Перед лицом закона и судьи все равны: великие и малые, богатые и бедные. Положение это занимает первое место в символе веры госу дарства». Государства? Символ веры большинства государств с са мого начала, напротив, устанавливает неравенство перед лицом закона великих и малых, богатых и бедных. «Гранильщик драгоценных камней Морель в своей наивной добропо рядочности очень ясно определяет сущность тайны» (а именно, тайны противоположности между бедными и богатыми). «Он говорит: Если бы только богатые это знали! Если бы только богатые это знали! Несчастье в том и заключается, что они не знают, что такое бедность». Г-н Шелига не знает, что Эжен Сю, из вежливости к французской буржуазии, допускает анахронизм, влагая в уста Мореля, рабочего времен «хартии-истины»*, ходячую фразу бюргерства времен Людовика XIV: «Ах, если бы король это