Из прошлого. Воспоминания

«Так прошение подавать нельзя. Вы пишете: «Желая поступить . . .» Не в ы желаете поступить, а пас определяют. Где ваши родители?» спрашивает будущий мой начальник, наклонив голову в сторону и вытянув губы вперед. «У меня их пет», отвечаю я робко, не понимая своей вины. «А заступающие их место?»—«Не знаю» .— «В таком случае, я не могу вас припять. Впрочем, приходите завтра с опекуном; я с ним поговорю», сказал директор и отвер- нулся от мепя. Нашелся благодетель, который написал, что оп желает, чтобы я поступил в училище, и тогда меня приняли. Я был счастлив: исполнится то, к чему я стремился, о чем мечтал. Учиться я очень хотел, потому что был мальчиком любозна- тельным ц способным. После распущенности в пансионе, здесь, в реальном училище, поражали порядок и дисциплина. Целые дни тратились на куль- тивирование порядка и Форм послушания. Большая часть урока уходила на рассматривание дневников, па ипструктпрование уче- ников, как записывать уроки и на определение обязанностей ученика. «Это что за дружба!» заметил в первый же день директор, увидев, что я, гуляя с товарищем, положил ему руку на плечо: «Идите ровно и ведите себя прилично! Да где ваш товарищ по скамейке? С ним вы должны постоянно гулять». — «Где ваш лист пропускпой бумаги?» спрашивает на другой день наставник- рассматривая мой дневник. «Иванову одолжил; он свой забыл». — «Нельзя передавать. Б другой раз отмечу, что у вас его н е т » .— «Можно Петрову хрестоматию дать, он еще не купил?» — «Это беспорядок; вы пе имеете нрава свою книгу одолжать». — «Кто хочет?» кричит во время отдыха простодушный мальчик, пред- лагая остатки своего завтрака. «Это что такое!» негодует инспектор, внезапно зайдя в класс: «У всякого должен быть • свой завтрак. Если вы сыты, можете остатки завтрака отдать внизу швейцару». — «Дежурный! Отчего вы не смотрите за порядком? Иванов шепчется со Степановым». — «Кто вскрикнул? вас обидели? зачем вы не жалуетесь? Я спрашиваю, он вас ударил? Бы молчите. Я запишу вас обоих». С одной стороны, я был рад, что товарищи меня здесь не дразнили, а о преследовании не могло быть и речи. Всякое