Из прошлого. Воспоминания

доска, скатерть. Я страшно смущен. Оглядываюсь — никто не смотрит. Тогда я осторожно придвигаю кусок хлеба и им прикрываю пятно. Второго блюда я не ем. Третье также меня почему-то смущает. Я голоден, ибо с утра ничего не сл. Наконец, я соблазняюсь и беру цыпленка. Пробую его резать, но от моих неумелых стараний косточка вываливается через край тарелкп. Пришлось пальцами водворить ее опять обратно на место. На этот раз я даю себе слово больше ничего не есть. Мпе казалось, что моя пеловкость не была никем замечена. Но красивый лакей в белых перчатках, полукруглой щеткой очистив то место, где лежал мой хлеб, открыл предательское пятно от щей. Подали сладкое. Я свободно вздохнул: «Конец моим приключениям», думал я. Но баронесса заметила, что я мало ем, и по-английски что - то сказала моей соседке; та поло- жила мне на тарелку мандарин. Присматриваюсь, кто как его чистит, и вижу, что одни рвут корку пальцами, другие режут ножом. Я выбираю первый способ, как не нуждающийся в особом орудии. Отрываю ломтик мандарина и осторожно кладу его в рот. Но вдруг, совершенно неожндаппо, зернышко мандарина выска- кивает у меня изо рта и падает прямо на руку соседке. От сму- щения я готов был провалиться сквозь землю. На этом мои злоключения не кончились, и конец вечера был так же неудачен, как и его начало. Когда я уходил и надевал в швейцарской свое убогое, жиденькое пальто и смятый картуз, то заметил, что у дверей стоял какой-то господин, очень, как пока- залось мне, важный: высокий, красивый, в большой медвежьей шубе, один воротник которой мог бы меня закрыть с головы до пог. Он собирался, как видно, уходить, и, когда швейцар открыл мне дверь, я отстрапился, желая дать дорогу этому важному гостю. — Баронесса приказала вас проводить, — обращаясь ко мне, произносит эта важная и представительная персона. Всматриваюсь и вижу в ней что - то знакомое. Да это тот лакей, который за обедом взял мой хлеб со стола и открыл мое позорное пятно ! Делать печего, надо подчиниться приказу баронессы. Пропустив меня вперед, мой провожатый сложил руки крест-накрест и пошел позади меня важной, медлепиой походкой. Признаться, я ничего не имел против того, чтобы меня проводили: вечер был темный,