Из прошлого. Воспоминания

как оіш еще с детства мечтали об образовании; как по бедности им приходилось без посторонней помощи учиться читать н писать по-русски п по-немецки; как пабросплись они потом на чтение н как была недовольна мать тем, что они читают светские кпнгн, а не религиозные. «Теперь»,—думали они,—«хоть бы ему удалось достичь того, к чему он стремится». С нетерпением дождались мы прихода брата, и тут повто- рилась та же сцена, только вместо одного моего бестолкового рассказа получилось три. Мы все перебивали друг друга, папа- дали на брата за его равнодушие к судьбе будущего художника. И на брата произвело глубокое впечатление то, что чужой человек хочет мепя взять к себе и учить. Воспитанный в духе глубоко религиозном, как почти все другие мои братья (пас было пять братьев и три сестры), он готовился стать раввипом: он окопчил раввинское училище н слыл за хорошего талмудиста. Но в последнее время оп увлекался математикой и уже мечтал о высшем образовании. Стали совещаться и порешили немедленно написать обо всем матери и просить ее отпустить меня в Петербург. На следующий день я пошел с братом в магазин Гриллнхеса. Аптокольский там нас уже ждал. Он тщательно осмотрел мои инструменты, расспрашивал, как я их делаю, и еще настойчивее стал упрашивать брата отпустить меня с ним в Петербург. Брат ответил, что все зависит от матери, которой уже послаио письмо. Ответ от матери получился неблагоприятный: опа в самых строгих выражениях запретила мне ехать в Петербург под страхом немедленной отправки домой. Мотивировала oua своп отказ тем, что не может позволить сьшу своего благочестивого мужа (отец мой был раввин н духовный писатель) жить в Петербурге, где порядочный еврей не в состоянии вести жизнь в духе благо- честия H набожности. Я был в отчаянии; сестры также. Брат должеп был этот ответ передать Антокольскому. Слух ô предложении Антоколь- ского взять меня в Петербург и отказ матери в разрешении на это распространился среди всех наших родственников и знакомых. Все обсуждали этот вопрос; мне сочувствовали и мепя жалели. Наконец, когда Антокольский объявил брату, что через три дня