Из прошлого. Воспоминания

on уезжает и потому просит решительного ответа, мы все пере- полошились: боялись упустить случай. Антокольский сказал: — Советую вам хорошенько подумать, ибо, если вы теперь не отпустите его, то потом мпе не представится другого случая и возможности взять его с собой. И вот, под давлением знакомых, а главное — сестер, брат придумал следующее: он передаст решение этого дела дедушке и совещанию его с другими набожными евреями. Это совещание, или суд, должно было иметь решающее значение для матери, ибо она обожала дедушку, который был известен во всем городе, как набожнейшнй и честнейший человек. К иему часто обращались за советами по разным делам, и он нередко бывал третейским судьей. Его почитали как богатые, так и бедные, как рели- гиозные, так и свободомыслящие евреи. С другой стороны, брат слагал с себя ответственность в случае, если бы решение дедушки противоречило решению матери. Таким образом, я снова предстал перед судом, по на этот раз еще более страшным и неумолимым. Сердце мое билось еще сильнее, ибо я был убежден, что работа моя, одобренная великим авторитетом, зависела теперь, как и моя судьба, от приговора старых людей, никогда не видавших никаких произведеипй искусства и по религиозным взглядам своим осуждавших скульп- туру. Брат предварительно рассказал дедушке об Антокольском и о моих работах. Дедушка удивился, что мать раньше пичего ему не говорила о моих безделушках (мать боялась этим огор- чить его). И вот я с трепетом показал ему свои камешки. Бабушка, вечно живая и суетливая, полюбопытствовала первая п. увидав их, всплеснула руками и восклнкиула: — Да ведь это идолы! Даже грешно смотреть! Это погано для еврейского глаза! «Пропало мое дело», — подумал я,—«провалился я, несчастный». Но смотрю: дедушка держит моих идолов крепко в руках. Оп тщательно их рассматривает, улыбается, качает головою, гладит меня по голове, приговаривая: — Какой ты искусник, как у тебя все точно и верпо. Ничего не пропустил. И это говорил ссмидеслтипятилетпий старец, никогда в жизни не видавший ни одного скульптурного изображения. Недаром