История японской культуры

ктрины феодального периода. Однако, отбросив метод слепого следования навязываемым догмам, издавна господствовавший в науке, и доказывая, что необходимо уважать не столько дог мы, сколько истину, они высоко подняли дух свободного иссле дования. В отличие от конфуцианства, стремившегося все оце нить с моральной точки зрения, они подчеркивали, что реаль ные факты важнее книжной морали. В этом и в других вопро сах кокугаку заняла невиданно прогрессивную позицию. Так, например, Мотоори Норинага, выходец из семьи торговца провинции Исэ, сущность «Гэндзи-моногатари» усматривал не в проповеди конфуцианских и буддийских догм, а в выра жении моно-но аварэ—чувства прекрасного. Он показал, что искусство может существовать самостоятельно, а не ограничи вать свою роль распространением моральных поучений и рели гиозных проповедей. Мотоори Норинага подчеркивал также, что любовь является наиболее ярким выражением подлинных человеческих чувств и что обилие в древней японской литера туре произведений, главной темой которых стала любовь, как раз и соответствует сущности художественной литературы, как таковой. Попытка рассматривать ее благодаря этой особеннос ти как «литературу порнографическую» представляет собой не что иное, как проявление конфуцианского ханжества. Эти и другие высказывания Мотоори Норинага свидетельствуют о том, что ему был присущ прогрессивный, критический по от ношению к феодальной идеологии образ мышления. И все же большим недостатком ученых-кокугакуся было то, что их кругозор ограничивался миром классической литературы, где они разрабатывали новую область, не пытаясь выйти из ра мок классики и непосредственно заняться живой действитель ностью. Правда, среди ученых, примыкавших к этому течению в науке, были и такие, которые, как, например, Сугаэ Масуми, посещали деревушки и рыбацкие поселки, расположенные в са мых глухих районах страны—Синано, Тохоку и др., вниматель но изучали жизнь простых людей, оставили после себя про странные дневниковые записи, снабженные великолепными иллюстрациями и собственными зарисовками. Они были пред шественниками появившегося много лет спустя ученого-этно графа Янагида Кунио, поэтому нельзя ограничиваться заклю чением, будто кокугакуся обязательно игнорировали все, что выходило за рамки классической литературы. Однако даже де ятельность Масуми была обращена в прошлое : он не стремился постичь жизнь народа как развивающуюся историческую ре альность, а старался восстановить древние обычаи и старый об раз жизни на основе народных преданий. Наконец, Масуми был исключением, относился к побочному течению кокугаку, так что его даже трудно было назвать ученым-кокугакуся, и поэтому он не мог вывести кокугаку из тупика. В то время как основное течение кокугаку ограничило себя уз кими рамками филологического исследования классической

170