Гамбургский счет

окружающих, дает ощутимость слова, отрезывая его от «цитат ного» смысла других произведений. Понятность слова же объясняется только тем, что мы знаем его в первоначальном контексте. В том же романе посыльный говорит своему сыну, отправ ляясь на откапывание трупов (которые он продает врачам), что он идет удить рыбу. Сын подглядывает за отцом, и все описание выкапывания гроба идет в терминах рыбной ловли. Полицейские и сыщики в романе «Наш взаимный друг» из конспирации выдают себя, являясь в кабак, за покупателей извести; когда надобность в конспирации уже прошла, они про должают свой разговор в терминах известки, уже как бы играя в своеобразную игру. В этих случаях мы видим искусственное установление мета форического ряда. Сам по себе ряд этот не оправдан, но он нужен как игровая замена ряда реального, это — метафора без сход ства. Точно так же в романе может быть установлена и искусствен ная терминология. Например, миссис Дженераль в «Крошке Доррит» рекомендует своим питомцам внутренне произносить слова «персики и пирамиды» для придания губам красивого по ложения. «Персики и пирамиды» обращаются в сопутствующий об раз, вся жизнь разбогатевших Дорритов оказывается завален ной персиками и пирамидами. У Достоевского в сопутствующий образ обращены «Клод Бернар», «флибустьеры» и «фальбала» и т. д. Иногда у него образ переходит из одной части романа в дру гую как бы цитатно. Например, фраза «Чистота эта денег стоит» у Мармеладова сказана про Соню, потом эта фраза пере носится Раскольниковым и применяется им к Дуне. Широкое использование сопутствующего образа с канониза цией этого приема мы видим у Андрея Белого. Таким сопут ствующим мотивом является в «Серебряном голубе» фраза: «ястребиный был у голубя клюв», «Петербург» весь прошит такими сопровождающими моментами. Герои «Петербурга» являются в раз и навсегда установленном виде или в двух уста новленных видах. Но описание наружности повторяется, повто ряются и заново подчеркиваются одни и те же черты. Иногда оно обнажается в приеме сопровождения героя его прозвищем, например, «ангел — пэри». У Андрея Белого пос леднего мемуарного периода тот же прием появляется в созда нии фиксации какой-нибудь подробности, являющейся сперва как будто случайно. Например, сперва говорится, что туфли у Мережковского с помпонами, а потом оказывается, что и бог у него с помпонами и весь мир его с помпонами. Выборы сопровождающего слова здесь, вероятно, объясняются звуковым составом слова, такова

244