Гамбургский счет

лупародии. Не в реальном ряду, а в книге ссора Блока с Белым изображается как отступление Блока от заветов Lapan'a. Для Белого 1922 года Lapan и есть истина. Конечно, он стоит антропософии. Написание Блоком «Балаганчика» (с ироническим и калам бурным восприятием мистики) воспринималось Белым как из мена. Блок был гораздо (и это все время до «Двенадцати») сво боднее в использовании художественного материала. Друзей же Белого (Эллиса, например) и всю антропософию он прямо не переносил. Белый же, вырываясь из произведения, трагически упрекает судьбу: «Позднее — я рассказывал Блоку: антропософия мне откры ла то именно, что для нас в эти годы стояло закрытым; но было уже поздно; стоял опаленным Α. Α., потому что он ранее прочих стоял пред Вратами; пусть тысячи, запасающиеся антропософ скими циклами, безнаказанно знают пути, изучая внимательно пятьдесят с лишком циклов! Вы скажете: антропософия! Да,— слишком поздно!.. Я Блока простить не могу!» («Эпопея», № 3, с. 157). Дальше идет рассуждение об аурах, о лазури, и снова во прос: «Где ж были вы, когда Блок подходил к вашим темам? И — почему не ответили?» (с. 157). Прямо больно за человека, до чего запутался. Дальше, говорит Белый, «мы отдались световому лучу, мы схватились за луч, точно дети; а луч был огнем; он нас — сжег <...). «Блок» теперь спит; я калекой тащусь по спасительным, поздно пришедшим путям» (с. 158). Не знаю, чья участь лучше. А Блок писал «Балаганчик» и посылал «Незнакомку» в юмо ристический журнал «Почту духов». Я видел автограф с над писью Чулкова: «Набрать петитом». «Символически» воспринимать каждую вещь Белый мог учиться у своих современников. Белый рассказывает, как Д. С. Мережковский воспринял блоковскую рифму «границ — царицу»: «<...> он, осклабясь, ревнул с громким хохотом: — «Видите, видите — я говорил: посмотрите «границ» и потом «цариц» — Д. С. сделал огромную паузу и протянул — «У У У ~~ цариц — ууу», неспроста: у рифмы есть хвостик: «ууу»; в этом «ууу» ведь все дело; «ууу» — блоковский хаос, радение, отвратительное хлыстовство. «А, Зина,— и он тут блеснул волоокими взорами — каково: цариц — ууу\» (с. 197). На самом деле, конечно, дело здесь не в хлыстовстве, а в общем движении русской рифмы. Для современного читателя ежесекундные отправления Бе лого от каждого слова в бесконечность кажутся модами 1901 го

237