Гамбургский счет

Темы у него как будто бытовые, и манера писать, правда, сейчас неровная, ломкая, но все же как будто старая. Но у людей, подходящих к А. Толстому как к бытовику, он вызывает сейчас же сомнения. Полный, рослый, похожий на пышно взошедший и непропе ченный ситный, Алексей Толстой как будто представляет сейчас собой старые традиции русской литературы. Превосходный, чи стый и плавный русский язык, знание быта делают его для широких читательских масс тем же, чем служил для московского зрителя Малый театр, для ленинградского — Александринка. Тут даже помогает имя и фамилия: Алексей Толстой; и кажется, что это он написал «Царя Федора Иоанновича» и «Князя Серебряного». Полный и бритый, с баритоном и привыч ной литературной фамилией, Алексей Толстой как будто судь бой предназначен для того, чтобы от него, как от неподвижного камня, отсчитывали путь, пройденный русской литературой. К счастью для писателя, это — иллюзия. Алексей Толстой изме няется, и очень быстро. И, кроме строения фразы, скоро в нем не останется ничего традиционного. Корней Иванович Чуковский в остроумной статье* указывал на любовь А. Толстого к изображению глупых людей. Действительно, поведение героев у А. Толстого — странное. Они разводят лягушек, покупают верблюдов стадами, устраива ют раковые заводы, изобретают утюг для прочистки зимних до рог, в лучшем случае — летят на Марс. Алексей Толстой свои литературные вкусы мог сверять со вкусами многих занимающихся философией людей. Если Чу ковский остался провинциальным журналистом, пришельцем в высокой литературе, то А. Толстой пришел из «башни Вячесла ва Иванова». Вячеслав Иванов, проф. Е. Аничков, Андрей Бе лый, Зиновьева-Аннибал, Гумилев, Михаил Кузмин — товари щи Алексея Толстого. Навыки и традиции русского символизма ему должны быть знакомы. У А. Толстого есть даже маленькая, очень непонятная теоре тическая работа «Восхождение и нисхождение», написана она про Гумилева. Таким образом, А. Толстому легко было бы придать своим героям обычный вид, а не изображать их в виде чудящих детей. Конечно, разведение лягушек, и утюги, запряженные шес теркой лошадей, могут находиться в семейных традициях ав тора. «Детство Никиты», например, вероятно, содержит в себе много автобиографических черт. Мать А. Толстого, если я не ошибаюсь, а память у меня хо рошая, была детской писательницей, пишущей под псевдонимом «Бромлей». Она печатала в «Роднике» (год забыл — кажется, лет двадцать тому назад) вещь, детально похожую на «Детство

201