Функция, форма, образ в архитектуре

Архитектурная форма и техника

ческого чудовища, сложившемуся в массо- вом сознании. «Архитектурный стиль» в машиностроении к началу нашего века ис ­ черпал себя не только потому, что симво ­ лические атрибуты приходили в противо ­ речие с конструкцией станков и техноло ­ гией изготовления. Он уже не исполнял и культурной функции — архаические «зна ­ ки» отторгались из-за неуместности под ­ текстов, которые в них прочитывались. Функционализм прокладывал тоннель с другой стороны — от архитектуры к тех ­ нике. Его лозунг «форма следует функ ­ ции», многозначный и требующий уточне ­ ний в архитектуре, звучал вполне опреде ­ ленно, если речь шла о сфере техники. Здесь форма и действительно жестко де ­ терминирована внутренними закономерно ­ стями объекта — его практическим функ ­ ционированием, конструктивной структу ­ рой, материалом и технологией изготовле ­ ния; коммуникация через форму песет прежде всего лаконичное и однозначное руководство к конкретному действию. «Архитектурность» машин сменилась «ма ­ шинообразностью» архитектуры. Ле Кор ­ бюзье в книге «Декоративное искусство сегодня» (1925) писал: «Явление пашей современности — машина — коренным об ­ разом изменяет мироощущение человека. .. Машина создается не в результате слу ­ чайной фантазии, а на основе определен ­ ной умозрительной системы, которую стро ­ ит для себя человек; .. .Возникает повое желание: эстетика чистоты форм, точно ­ сти, волнующих соответствий. Здесь всту ­ пают в действие математические способ ­ ности нашего разума: наслаждаясь зрели ­ щем, мы одновременно находим в нем вы ­ ражение законов мироздания» 36 . Итак, если ранее форма машины как бы свидетельствовала о правомерности введе ­ ния ее в среду человеческого бытия, то те ­ перь всю среду намеревались заново фор ­ мировать по образу и подобию машины. Техницистская ориентация сознания, на ­ дежды па технократическое решение лю ­ бых проблем в конце 20-х годов определи ­

ли специфическую модель культуры. В рамках этоіі модели складывалась и своя этика, связанная с критерием правдивости. Великая депрессия начала 30-х лишила привлекательности миф о просвещенном технократе как движителе эпохи. Вместе с мифом лишились популярности и его атрибуты. «Машинообразность» перестала быть условием эстетической ценности. Од ­ нако проблема освоения технической фор ­ мы в системе художественной культуры отнюдь не была снята. Техника имеет не только объективную историю, но и культурные традиции, даже свою мифологию. Техническое начинает врастать в человеческое, входя в образ лич ­ ности и в коллективные образы националь ­ ной культуры. Опо становится антуражем «чисто-человеческих» ситуаций, входит в эмоциональное восприятие. Искусствен ­ ным ландшафтом, где продукты техники преобладают количественно, определяется каркас образных представлений современ ­ ного человека, как когда-то ландшафтом природным. Все это дает основания для широкого использования форм техники как метафор, несущих отнюдь не узкотех ­ нические смыслы. В связи с этим стоит присмотреться к экспериментам, направленным на культур ­ ное освоение технической формы, которые велись в Западной Европе и США в 70-е годы и побуждались волной поисков ос ­ мысленного, «значащего» окружения (од ­ ним из проявлений этих поисков был и так называемый постмодернизм, речь о кото ­ ром пойдет ниже). Культурные установки, общие для этой «волны», проецировались и на эксперименты с технической формой. Во-первых, это установка па двойствен ­ ную ценность произведений архитектуры как практически полезных объектов и как средств коммуникации, специфического языка; во-вторых, это ироничность ассо ­ циаций, закладываемых в форму, игра под ­ становками значений, «невероятными» сопоставлениями, неожиданными контек ­ стами (то, что было унаследовано от поп- 85