Фантазии об искусстве
КОММЕНТАРИИ
и Рафаэль преклоняют колени пред троном Искусства (Lehr, S. 179, Abb. 62). Идеи Вакенродера, Тика, Фр. Шлегеля легли в основу эсте тики так называемой «назарейской» школы немецкой романтической живописи, которой дал начало Союз св. Луки. Назарейцы (Фр. Овер- бек, Ю. Шнорр фон Карольсфельд, П. Корнелиус и другие) прошли римскую школу, и для всех их пребывание в Риме было не просто традиционным этапом жизни немецкого художника — это был предна чертанный Вакенродером путь к истокам искусства, к полноте жизнен но-религиозного смысла, скрывающегося в старой живописи. В. Эстетика Вакенродера была одинаково притягательна для ху- дожников-протестантов и католиков. О сильном впечатлении, произве денном на них Вакенродером, рассказывают и протестант Людвиг Рих тер (1808—1884) и такой ревностный католик, как Йозеф Фюрих (1800—1876 )— см.: Dürer und die Nachwelt, hrsg. von H. Lüdecke und S. Heiland. Berlin, 1955, S. 172. Идеология «назарейцев» в свою очередь перешла к английским прерафаэлитам с их «Пфорром» — Д.-Г. Россет ти (1828— 1882). См. также: История европейского искусствознания. Первая половина XIX века. М., 1965, с. 15, 20 слл. А. Рафаэлю посвящено в сборниках несколько разделов. Сам В а кенродер до своего посещения Дрездена в 1796 году видел и описывал только копии с работ Рафаэля или приписывавшиеся ему картины; см. Höhn: «[175] Галерея в Поммерсфельдене во второй раз доставила мне большое удовольствие. [176] Отмечу такие картины. Итальянцы. Р а фаэль, «Мария с младенцем Иисусом» [вероятно, работа Бернардта ван Орлея, ок. 1492—1542], произведение, которое нужно изучать, оно вы зывает самое глубокое, самое проникновенное чувство, это, можно сказать, самая прекрасная работа, которую я когда-либо видел. [178] Рафаэль, «Мария с младенцем Иисусом». Фигура Марии повернута влево, она сидит прямо, в блаженнейшем покое. В лице ее самым удачным образом соединена неземная, всеобщая форма греческого идеала красоты с красноречивейшей и самой привлекательной индиви дуальностью,— богиня [!] словно парит между небом и землей, а пе чать земного существа, просвечивающая в ее образе, дарует смертному счастливую возможность причислить ее к людям. И это соединение проникает все, вплоть до самых незаметных черточек, — пред кистью художника умолкает неловкий язык восхищенного созерцателя. Лоб прямой, плавно спускающийся к носу, — зерцало небесной ясности и глубокой задумчивости. Глаза опущены, но взгляд не твердый, непод вижный, а нежный кроткий, как голубизна небес; взор отчасти поко ится на ребенке, отчасти на коленях. Нос прямой, без горбинки, чуточ ку длинный; его кончик заключает в себе нечто характерное. Но кто же опишет словами этот рот, эти сжатые прекрасные губы, эти уста, изъявляющие трогательность! Кто передаст выражение этого лица, кротко-возвышенного, блаженно-печального, полного предчувствия гря дущих лет дитяти, предчувствия, напрягающего и восхищающего всю фигуру, но так, как то пристало полубогу и женщине. [179] Женщина смертная не вынесла бы этого чувства, все ее ощущения, все черты ее 252 СЕРДЕЧНЫЕ И ЗЛИЯНИЯ - Видёние Рафаэля
Made with FlippingBook - Online catalogs