Фантазии об искусстве

В.-Г. ВАКЕНРОДЕР

школа, по мнению Вакенродера, ради игры красок и света пренебре гает человеческой фигурой, которая для нее в картине лишь неизбеж ное зло. И как бы ни были различны в своей манере Дюрер и Р а ­ фаэль, они для него родственны по духу тем, что они «так просто и прямо, не прибегая к изящным околичностям, свойственным другим художникам, так ясно и отчетливо» рисуют «перед нашими глазами че ловечность во всей ее сущности» (64). Не трудно заметить, что, утверждая гуманистический идеал ис кусства, то есть, в сущности, ставя перед искусством цель внешнюю, лежащую вне его самого, хотя и лишенную конкретной социальной окраски, Вакенродер вступает в противоречие со своими общими по ложениями о назначении искусства. «...Идеальное, ангельски чистое ис кусство, — пишет он в этюде «Особая внутренняя сущность музыки и психология современной инструментальной музыки», — в своей невин ности не знает ни происхождения, ни цели своих движений, не знает, как соотносятся его чувства с действительным миром» (175). Проти воречивая по своей сути, эта кантианская идея в эстетике была не только реакцией на просветительское представление об искусстве как средстве искоренения общественного, социального зла. В большой сте пени она выражала и определенное неприятие конкретно-исторической действительности захолустной Германии тех лет. Идеи чистого искус ства у Вакенродера выражали одновременно и неприятие плоского ути литаризма довольно широко распространившегося в Германии эпигон ского просветительства, а также протест с весьма явственной соци альной окраской против того гедонистического искусства, которое бы ло призвано развлекать и увеселять «знатных господ», как с большой горечью говорил сам Вакенродер. Таким образом, это противоречие в суждениях Вакенродера об эстетическом идеале обнаруживает себя в значительной мере как противоречие формальное и, по сути, снимается общим гуманистическим содержанием. Здесь Вакенродер близок к известному положению Канта о том, что человек должен являться целью, а не средством. Так же как и этот тезис Канта, гуманистический идеал Вакенродера нес в себе определенный пафос антифеодального протеста и утверждения прав личности независимо от ее сословной принадлежности. И в этюде о Дюрере и в жизнеописании Берглингера социальная действительность ощутимо вторгается в тот «чистый» эстетический иде ал, который Вакенродер стремится построить вне связи с этой дей ствительностью. «Дегуманизацию» современной живописи по сравне нию с искусством старых мастеров он связывает с тем, что нынешние живописцы «работают по заказам знатных господ, которым надобно вовсе не то, чтобы искусство трогало и облагораживало, но чтобы ослепляло и щекотало нервы своим блеском» (61). 20