Эстетика. Том второй

вие друга, скорбно сожги тотчас же свечу и наслаждайся». Све ча учит смеяться и плакать, она смеется с веселым блеском сквозь пламя, хотя вместе с тем она тает в горячих слезах; сго рая, она распространяет вокруг себя веселый блеск. Таков общий характер всей этой поэзии. (Приведем несколько более специальных образов. Персы ча сто пользуются образами цветов и благородных камней, но пре имущественно образами розы и соловья. Особенно часто они изображают соловья женихом розы. Это одушевление розы и любовь соловья мы встречаем, например, у Хафиза: Он сам говорит о соловье своей души. Когда же мы гово рим в наших стихотворениях о розах, соловьях, вине, то делаем это в совершенно другом, более прозаическом смысле, и роза служит лишь украшением речи — «увенчанный розами» и т. д.,— или же мы переживаем, слушая пение соловья, пьем вино и го ворим, что оно освобождает от всех забот. У персов же роза не образ, не простое украшение речи, нѳ символ,— а она сама пред ставляется поэту обладающей душою, любящей невестой, и он углубляется своим духом в душу розы. Тот же характер блестящего пантеизма показывают нам и новейшие персидские стихотворения. ГЧя фон Гаммер, например, сделал сообщение об одном стихотворении, которое прислал шах в 1819 году среди других подарков императору Францу. Оно со держит в 33-х тысячах дистихов описание подвигов шаха, кото рый дал придворному поэту свое собственное имя. с) Также и Гёте, в противоположность своим более мрачным юношеским стихотворениям с их концентрированным чувством, был охвачен в позднем возрасте этим широким беспечальным ве сельем. Даже в старости, проникнутый дыханием Востока, подда ваясь поэтическому кипению крови, преисполненный неизмери мым блаженством, он перешел к этой свободе чувства, не те ряющей даже в полемике чудеснейшей беззаботности. Песни, со ставляющие его «Западно-восточный диван», не сводятся к игри вым или незначительным светским безделкам, а произошли из такого свободного, отдающего себя целиком чувства. Он сам на зывает их в одной из песен к Зулейке: Надменность твоей красы ужели, о роза, не даст Одно словечко сказать соловью, чьи так жалобны трели? 1

1 Пер. Е. Дунаевского.

80