Эстетика. Том второй

у. В характерах рассматриваемого нами круга невозможно объективное примирение ввиду самостоятельности их индивиду альности и случайности того, что они ставят своей целью. Связь между тем, что они собою представляют, и тем, что с ними про исходит, отчасти остается неопределенной, отчасти же — для них самих не решается вопрос «почему» и «для чего». Здесь сно ва появляется фатум как абстрактнейшая необходимость. Единст венным примирением для индивида остается его бесконечное внутреннее бытие, его собственная твердость, благодаря которой он возвышается над своей страстью и ее судьбой. «Так это про исходит», и то, что с ним случается, от чего бы оно ни проис текало — от господства ли рока, необходимости или от случая,— это тоя^е существует . Здесь нет размышления, почему и для чего это существует; нечто совершается, и человек делает и хочет видеть себя перед этой властью окаменевшим. Ь) Характер как внутренняя, но не развитая целостность Во-вторых , в противоположность указанному, формальность характера может зависеть от внутреннего переживания как та кового; индивид пребывает в нем, не достигая его расширения и осуществления. а. Таковы субстанциальные души. Они заключают в себе целостность, но переживают всякое глубокое душевное движе ние в простой сосредоточенности внутри себя, не развивая и не развертывая его вовне. Формализм, нами рассмотренный, от носился к определенности содержания и состоял в том, что индивид всецело вкладывал себя в одну цель, которую он четко и полностью выявлял, высказывал, осуществлял и — в зависи мости от обстоятельств — при этом погибал или сохранял себя. Формализм, о котором мы теперь говорим, состоит, наоборот, в нераскрытости, бесформенности; ему недостает проявления и раз вертывания. Такая душа сходна с драгоценным камнем, который сверкает отдельными гранями, и его блеск подобен молнии. β. Для того чтобы такая замкнутость имела ценность и была интересна, требуется наличие внутреннего душевного богатства, которое, однако, обнаруживает свою бесконечную глубину и широту лишь в немногих, безмолвных, так сказать, проявле ниях и распознается как раз в этом молчании. Такие простые, не сознающие себя, молчаливые натуры могут быть очень при влекательными. Их молчание подобно неподвижной поверхно сти моря. Оно должно быть молчанием неизмеримо глубокой, а не мелкой, пустой, тупой души. Подчас плоскому человеку, 292·