Эстетика. Том второй

ко объективные обстоятельства, а не субъективную силу своей страсти, которой он и не чувствует в том смысле, в каком ее пе реживает современный влюбленный. Еврипид, например в «Фед ре», уже рассматривает любовь как существеннейшее страстное вдохновение. Однако и здесь она выступает как преступное за блуждение крови, как чувственная страсть, внушенная Венерой, которая собирается погубить Ипполита за то, что он не желает приносить ей жертвы. И хотя Венера Медицейская — пластиче ский образ любви, против изящества красоты ее облика ниче го нельзя сказать, однако здесь совершенно отсутствует выраже ние внутреннего чувства, как его требует романтическое искус ство. То же самое мы встречаем и в римской поэзии, где после гибели республики и разложения нравственной жизни любовь выступает в большей или меньшей степени как чувственное на слаждение. Напротив, Петрарку обессмертила именно эта порожденная фантазией любовь, которая вследствие художественной пылкости души, воспитанной под небом Италии, сроднилась с религией. Сам же Петрарка считал свои сонеты забавой и думал просла виться латинскими стихотворениями и прозаическими произве дениями. Данте также обессмертила его любовь к Беатриче; про светленная, эта любовь затем преобразилась в нем в любовь ре лигиозную. Одновременно его мужество и смелость превратились в энергию религиозного воззрения на искусство, и он дерзнул тут на то, на что никто, кроме него, не осмелился: взял на себя роль судьи над людьми, посылая их в ад, чистилище или на небо. В противоположность ему Боккаччо изображает любовь отчасти в силе ее страсти, отчасти совсем легкомысленно, без всякого на мека на нравственность, открывая нашему взору в красочных но веллах картину нравов своего времени, своей страны. В немецких песнях миннезингеров любовь является сенти ментальной, нежной; она бедна воображением, игрива, меланхо лична, однообразна. У испанцев любовь отличается богатством фантазии; она рыцарственна, хитроумна в поисках и защите сво их прав и обязанностей, подобно личной чести, и мечтательна в своем высшем блеске. В позднейшей французской литературе она более галантна и тщеславна. В поэзии она часто становится ис кусственным чувством, созданным в высшей степени остроумно с помощью софизмов; она является то чувственным наслаждением без страсти, то страстью без наслаждения, сублимированными, полными рефлексии чувством и чувствительностью. Однако я должен прервать эти указания, для подробного раз вития которых здесь нет места. 277·