Эстетика. Том второй

лишь то, что сколь странными, шуточными, гротескными ни ка пались бы мифы и сколько ни было бы примешано к ним слу чайных созданий внешней, произвольной фантазии, они все же рождены духом и должны заключать в себе значения, то есть общие мысли о природе бога, философемы. В настоящее время главным представителем второго воззре ния является Крейцер . В своей «Символике» он начал изучать мифологические представления древних народов не в обычной манере, рассматривающей их с внешней стороны и прозаически или с точки зрения их художественной ценности,— а стал искать в них внутреннюю разумность их смысла. Он исходил при этом из предположения, что мифы и легендарные рассказы берут свое начало в человеческом духе; последний, правда, способен играть своими представлениями о богах, однако с возникновением инте реса к религии он вступает в высшую область, в которой разум становится изобретателем образов, хотя разум и продолжает страдать тем главным недостатком, что не в состоянии прежде всего адекватно выявить свою внутреннюю мысль. Это предположение само по себе истинно: религия находит свой источник в духе, который ищет свою истину, предчувствует ее и осознает ее в каком-нибудь образе, более или менее родст венном этому содержанию истины. Но если разум изобретает образы, то возникает потребность познать этот разум. Лишь это познание действительно достойно человека. Кто оставляет его в стороне, тот получает только массу внешних сведений. Если же мы будем докапываться до внутренней истины мифологических представлений, то, не отвергая другой стороны, а именно случай ности и произвола воображения, условий того места, где зародил ся миф, и т. п., мы сможем дать оправдание различным мифоло гиям. Оправдание же человека в его духовном созидании и фор мировании есть благородное занятие, более благородное, чем голое собирание внешних исторических фактов. Правда, на Крейцера обрушились с упреком, что он по при меру неоплатоников вносит подобного рода широкие значения в объясняемые им мифы лишь от себя и что он ищет в них мысли, относительно которых не только нельзя исторически установить,, что они действительно содержатся в них, но можно даже дока зать, что, для того чтобы найти их в мифах, их надо было сна чала внести в последние. Ибо народ, поэты и жрецы понятия не имели об этих мыслях, которые совершенно не соответствуют все му уровню образования их времени (это не мешает тому, что те перь говорят о великой тайной мудрости жрецов). Последнее утверждение, несомненно, совершенно правильно. Народы, поэты, 21