Эстетика. Том второй

аиком тех особых рассказов, черт характера и деяний, которые сообщаются о богах. Художественная ценность этой ступени состоит в живом пе реплетении индивидуальных богов с человеческими поступками и включении деталей событий во всеобщность божественного. Мы также, хотя и в другом смысле, говорим: судьба от бога. Уже в повседневной действительности — в перипетиях своей жизни, в своих потребностях, опасениях, надеждах — грек искал прибежи ща у богов. Тут большую роль играют прежде всего внешние случайности, которые рассматриваются жрецами как знамение и истолковываются как имеющие отношение к человеческим целям и состояниям. Если случилась беда и несчастье, жрец должен объяснить их основание, узнать причину гнева богов и их волю, поведать средства, которыми можно отразить это бедствие. Поэты идут в своих истолкованиях еще дальше, поскольку они приписывают богам и их действиям все то, что касается всеобщего и существенного пафоса, движущей силы в человече ских решениях и поступках, так что деятельность человека ока зывается вместе с тем и деятельностью богов, приводящих в ис полнение свои решения через посредство людей. Материал для этих поэтических толкований заимствуется из обыденных об стоятельств; относительно их поэт лишь объясняет, какой бог высказывает в них свою волю и проявляет свою деятельность. Этим преимущественно поэзия увеличивает круг многих специ альных историй, которые рассказывают о богах. Можно напомнить о некоторых примерах, которые, будучи взяты с другой стороны, уже использовались нами для разъяс нения связи всеобщих сил с действующими человеческими инди видами («Эстетика», т. I, стр. 235). Гомер изображает Ахилла храбрейшим среди греков, стоящих пред вратами Трои. Непри ступность героя он выражает следующим образом: у Ахилла бы ло неуязвимо все тело, кроме пятки, за которую его держала мать, погружая его в воды Стикса. Этот рассказ принадлежит фантазии поэта, истолковывающего внешний факт. Но если этот рассказ понимают в смысле действительного события, в которое древние верили будто бы так же, как мы верим чувственному восприятию, то это представление весьма грубо. С этой точки врения Гомер и вообще все греки представляются недалеки ми людьми — в том числе и Александр, восхищавшийся Ахил лом и тем, что ему выпало счастье быть воспетым Гомером. Так полагает, например, Аделунг, рассуждая, что Ахиллу нетрудно было быть храбрым, так как он знал о своей неуязвимости. Под линная храбрость Ахилла этим отнюдь не умаляется, ибо ов

208·