Эстетика. Том второй

γγ. Но так как указанное противоречие не выступает, одна ко, как различие и отделение друг от друга внутренней духов ности и ее внешности, то заключающееся в нем отрицательное начало именно поэтому имманентно данному неразделенному це лому и выражено в нем же самом. Это и есть то дыхание скорби в духовном величии, которое умные люди ощущали в античных образах богов при всей их совершенной красоте. Спокойствие божественного веселья не должно суживаться до радости, удовольствия, удовлетворения; и мир , присущий веч ности, не должен снизиться до улыбки самодовольства и душев ного уюта. Удовлетворенность есть чувство согласия нашей еди ничной субъективности с определенным, данным нам или порож денным нами, состоянием. Наполеон, например, никогда не выра жал более полно своей удовлетворенности, чем тогда, когда ему удавалось нечто такое, относительно чего весь мир выражал свое неудовольствие. Ибо удовлетворенность есть лишь одобрение соб ственного бытия, собственных дел и поступков; крайняя степень такого довольства проявляется в том филистерском чувстве, к ко торому должен прийти всякий ограниченный человек. Но это чувство и его выражение не есть выражение пластических веч ных богов. Свободная совершенная красота не может удовлетво ряться одобрением определенного конечного существования. Ее индивидуальность, хотя она характерна и в себе определенна, все же со стороны и духа и облика сливается только с собою как со свободной всеобщностью и одновременно покоящейся в себе духовностью. Эта всеобщность есть то, что некоторые хотели изобразить как холодность греческих богов. Однако холодны они только в сравнении с современной задушевностью в области конечного бытия; если же их рассматривать самих по себе, то в них найдет ся тенлота и жизнь. Радостный мир, отражающийся в их телес ной форме, есть, по существу, абстрагирование от особенного, безразличие к преходящему, отказ от внешнего, нескорбное и не мучительное отречение от земного и мимолетного, подобно тому как духовная ясность отвращает свой взор от смерти, гроба, по тери близких, всего временного, и именно потому, что она глу бока и содержит это отрицательное начало в самой себе. Но чем больше в фигурах богов выступают серьезность и духовная сво бода, тем больше ощущается контраст этого величия с опреде ленностью и телесностью. Невозмутимо счастливые боги как бы скорбят о своем блаженстве или своей телесности; мы читаем в их образах ожидающую их в будущем судьбу. Развертывание этой судьбы, как действительное проявление указанного проти

196·