Эстетика. Том второй

вания, замыкания и т. д. Но когда перед нами образ льва, мы воспринимаем не только тот смысл, символом которого он в дап ном случае служит, но созерцаем и сам этот чувственный образ, само это чувственное существо. Такая двусмысленность прекращается лишь тогда, когда каждая из обеих сторон получает определенное название, то есть точно указывается, какая из них есть смысл и какая — образ, и вместе с тем ясно устанавливается связь между ними. Но в таком случае представляемое конкретное существование явля ется уже не символом как таковым, а лишь простым образом, и отношение между образом и смыслом получает известную форму сравнения , притчи. В притче нашему умственному взору должны являться обе стороны: во-первых, общее представление и, во-вто рых, его конкретный образ. Если же размышление еще не дошло до того, чтобы фиксировать отдельно общие представления и осо бо обозначать их, то и родственный чувственный облик, в котором должен найти свое выражение более общий смысл, еще не мыс лится отдельно от этого смысла,— они остаются для понимания в непосредственном единстве. В этом, как мы еще увидим позже, состоит различие между символом и сравнением. Например, Карл Моор при виде заходящего солнца восклицает: «Так умирает ге рой!» Здесь смысл явно отделен для Моора от чувственного изо бражения, и в образ он одновременно вкладывает смысл. Правда, в других случаях это отделение образа от смысла и соотнесение их не так ясно очерчены, и связь между ними ос тается более непосредственной. Но в таких случаях из общего контекста речи, из положения, занимаемого в ней образом, и из других обстоятельств уже должно быть ясно, что образ сам по себе не должен удовлетворять слушателя,— что под ним подра зумевают то или иное определенное и недвусмысленное значе ние. Если, например, Лютер говорит: Могучий замок наш господь или если мы читаем: то у нас нет никакого сомнения, что под образом замка подразу мевается защита, что под образом моря и горделивых судов под разумевается мир надежд и планов, а под образом челна и гавани подразумеваются ограниченные цель и достижения — маленький надежный уголок. И точно так же если мы читаем в Ветхом за вете: «Боже, раздроби зубы в их пасти, разбей, господи, челюсти 17 На горделивых судах отправляется юноша в море, Чуть уцелевший челнок к пристани правит старик,—