Эстетика. Том третий

π Иффланда, был оборванцем и негодяем, а теперь обещает испра виться, то у такого молодчика, который с самого начала ни на что не был годен, и обращение может быть лишь простым лицемери ем или же столь поверхностным, что оно не затрагивает глубин души и кладет конец делу только на мгновение и чисто внешне. В основе же своей оно может повести и к более худшим исто риям, когда дело начнется заново, повернувшись вспять. γγ. Что касается, наконец, современной комедии, то в ней существенно важное значение приобретает одно отличие, кото рое я уже затронул, говоря о древнеаттической комедии, а имен но — кажутся ли смешными глупость и односторонность дейст вующих лиц только другим или же в равной мере и им самим и могут ли поэтому комические персонажи быть осмеяны только зрителями или же и друг другом. Аристофан, подлинный коме диограф, сделал основой своего изображения только этот послед ний принцип. Но уже в новой комедии греков и позднее у Плав та и Теренция формируется противоположное направление, ко торое затем получает столь всеобъемлющее значение в современ ной комедии, что целая масса комических созданий благодаря этому в большей или меньшей степени обращается к чисто про заическому комизму и даже к чему-то резкому и отвратитель ному. На этой позиции стоит прежде всего Мольер в его более тон ких комедиях, которые уже не должны были быть простыми фарсами. Прозаическое основано здесь на том, что индивиды от носятся к своим целям с крайней серьезностью. Поэтому они преследуют их со всем усердием, отвечающим такой серьезно сти, и в конце, когда обманываются насчет этих целей или же сами подрывают их, они не могут свободно и удовлетворенно смеяться вместе с другими, а попросту проведены за нос как объекты чужого смеха, часто смешанного со злорадством. На пример, мольеровский Тартюф, le faux devot *, не представляет собой ничего веселого; будучи разоблачением самого настоящего злодея, он есть нечто весьма серьезное, а заблуждения обману того Оргона доходят до столь прискорбных несчастий, что вся ситуация может быть разрешена только с помощью deus ех machina, так что судейский чиновник вполне имеет право заявить в конце:

Remettez-vous, monsieur, <Гипѳ аіагшѳ si chaude. Nous vivons sous un prince, ennemi de la fraude,

* Лицемер

(франц.).

,612