Эстетика. Том третий

воря, не стоит жертвовать ради них индивидами, поскольку ин дивиды, не отказываясь от самих себя, могут расстаться со сво ими целями или же прийти ко взаимному соглашейию, — тогда и конец не обязательно должен быть трагическим. Ибо трагизм конфликтов и их разрешения вообще должен проявляться только там, где это необходимо для того, чтобы высший взгляд на ве щи мог обрести свои права. А если нет необходимости в этом, то простое страдание и несчастья ничем не оправданы. В этом и заключается естественная основа для драмы, стоя щей посредине между трагедией и комедией. Собственно поэтиче скую точку зрения такого жанра я показал уже раньше. У нас, немцев, жанр этот отчасти увлекся всем трогательным в кругу бюргерской и семейной жизни, отчасти же занялся рыцарством, пышно расцветшим со времен «Геца», но главным образом здесь торжествовало свой триумф все моральное . Обычно речь идет здесь о деньгах и всяком добре, о сословных различиях, о не счастной любви, о дурном и низком в более узких кругах и от ношениях и о тому подобных вещах, вообще обо всем том, что мы и без того ежедневно видим перед собою,— с той только раз ницей, что в подобных моральных пьесах победу одерживает до бродетель и долг, а порок пристыжается и наказывается или же приводится к покаянию, так что отныне примирение заключает ся в таком моральном конце, который все исправляет. Этим ос новной интерес переносится в субъективное умонастроение — дурное или доброе сердце. Однако чем более абстрактное мо ральное умонастроение начинает становиться центром всего, тем менее может существовать, с одной стороны, пафос какого-то дела, какой-либо существенной внутри себя цели, к которой при вязывается индивидуальность, тогда как, с другой стороны, и оп ределенный характер в конечном счете тоже не может сохра ниться и устоять. Ибо если все загоняется в чисто моральное умонастроение и в сердце, то при такой субъективности и силе моральной рефлек сии вся остальная определенность характера или по крайней ме ре особенной цели не имеет уже никакой опоры. Сердце может быть разбито, его настроение может измениться. Поэтому трогательные драмы вроде «Человеконенавистничества и раская ния» Коцебу, да и многие моральные поступки в драмах Иф фланда кончаются, строго говоря, ни хорошо, ни плохо. Все сво дится обычно к прощению и к обещаниям исправиться, и тогда уже всякая возможность внутренней перемены предполагается сама собою. Последнее, правда, отмечает высоту и величие духа. Но когда этакий детина, как большинство героев Коцебу, а подчас ,611