Эстетика. Том третий

и потому должна испытать судьбу конечного. Но такая скорбь по поводу всего этого пуста, и она становится только ужасной и поверхностной необходимостью особенно тогда, когда мы видим, что даже благородные и прекрасные люди гибнут в такой борьбе из-за несчастно складывающихся внешних обстоятельств. По добное развитие дел может сильно подействовать на нас, но оно кажется нам только чудовищным, и сейчас же возникает требо вание, чтобы внешние случайности согласовывались с тем, что составляет настоящую внутреннюю природу этих прекрасных характеров. Только в этом смысле мы и можем чувствовать себя прими ренными, когда гибнут Гамлет или Джульетта. С внешней сто роны смерть Гамлета кажется случайной, вызванной поединком с Лаэртом и обменом шпагами. Но на заднем плане души Гам лета с самого начала стоит смерть. Он не довольствуется узкой полосой конечного; при такой скорби и мягкости, при такой тоске и отвращении ко всем жизненным условиям, мы чувствуем с самого начала, что он погибший человек в своем жутком окру жении; его уже почти съедает внутренняя усталость, прежде чем смерть приходит к нему извне. То же происходит и в «Ромео и Джульетте». Этому нежному цветку не подходит почва, на ко торой он высажен, и нам остается только оплакивать печальную мимолетность столь прекрасной любви, которую, как хрупкую розу, растущую в долине этого случайного мира, срывают рез кие ветры и бури, да и несостоятельные расчеты благородной и благожелательной житейской мудрости. Однако печаль, охваты вающая нас, — это лишь болезненное примирение, блаженство несчастья посреди самого несчастья. β β. Подобно тому как поэты показывают нам гибель инди видов, они могут и так повернуть ту же самую случайность об стоятельств, что она приведет, сколь мало ни способствовали бы этому по видимости прочие моменты, к счастливому исходу всех отношений и характеров, которыми поэты успели заинтере совать нас. У благоприятной судьбы есть по меньшей мере столь ко же прав, что и у неблагоприятной, и если речь идет только об этом различии, то, признаюсь, мне приятнее счастливый исход. Да почему бы и нет? Предпочитать счастливой развязке простое несчастье только потому, что это — несчастье, для этого вряд ли имеется какое-либо иное основание, кроме разве лишь известной аристократической чувствительности, которая получает удоволь ствие от боли и страданий и сама себе кажется тогда интерес нее, чем в безболезненных ситуациях, кажущихся ей обыден ными. Если поэтому сами интересы таковы, что, собственно го-

,610