Эстетика. Том третий

индивидов, то цели становятся частными и обретают широту и многообразие, а также специфичность, через которую часто лишь самым жалким образом может просвечивать подлинная сущест венность. Помимо этого такие цели получают крайне видоизмененный облик. Например, в религиозной сфере всеохватывающим содер жанием уже перестают быть особенные нравственные силы, пред ставленные фантазией в виде божественных индивидов, которые выступают собственной персоной или же как пафос героев-лю дей, — но теперь изображается жизнь Христа, святых и т. д. В государственной жизни выступают в пестром многообразии королевская власть, могущество вассалов, войны между династи ями или же борьба между разными представителями одного и того же царствующего дома. Далее речь идет о гражданских, частноправовых и прочих отношениях, и точно так же и в се мейной жизни выступают стороны, еще не доступные для ан тичной драмы. Ибо если в названных сферах утвердился в своих правах принцип субъективности, то тем самым во всех этих об ластях обнаруживаются новые моменты, и современный человек считает оправданным для себя сделать их целью и правилом сво их действий. С другой стороны, право субъективности как таковой ут верждать себя в качестве единственного содержания, делая лю бовь, личную честь и т. д. исключительной целью в такой мере, что все прочие отношения могут теперь или являться только как внешняя почва, на которой развиваются эти современные инте ресы, или же, создавая конфликт, противостоять требованиям субъективного настроения. В более глубоком смысле таким со держанием являются несправедливость и преступления, которых не страшится ради достижения поставленной цели субъективный характер, даже если он и не избирает их самих по себе в каче стве цели. В-третьих, в противоположность этому частному обособле нию и субъективности, цели могут в равной мере и расширяться, доходя до всеобщности необычайного по своему охвату содержа ния, они могут также постигаться и осуществляться как цели субстанциальные внутри самих себя. Что касается первого, то тут я напомню только об абсолютной философской трагедии, о «Фаусте» Гёте, где, с одной стороны, невозможность найти удов летворение в науке, а с другой стороны, живость мирской жизни и земного наслаждения, вообще трагический опыт опосредство вания субъективного знания и стремления — и абсолютного в его сущности и явлении дают такую широту содержания, охватить

, 602