Эстетика. Том третий

нии нужно ясно различать, комичны действующие лица сами по себе или же они комичны только для зрителей. Лишь первое можно отнести к подлинному комизму, мастером которого был Аристофан. Согласно этой точке зрения индивид только тогда представляется смешным, когда обнаруживается, что сам он не принимает всерьез всей серьезности своих целей и своей воли. Следовательно, такая серьезность всегда несет в себе свое собст венное разрушение для субъекта именно потому, что он с само го начала не может увлечься никаким более высоким общезна чимым интересом, что повело бы за собой существенное раздво ение. А если он все же действительно увлекается таковым, то лишь выявляет свою природу, которая простым своим непосред ственным существованием уже уничтожила все то, что она, ка залось бы, пытается претворить в дело, так что сразу видно, на сколько все это не проникло в нее. Поэтому комическое разыг рывается, скорее, среди низших сословий, существующих в со временной действительности, среди людей, которые суть именно то, чем им случилось быть, которые не могут и не хотят быть ни чем иным и, не будучи способны к какому-либо подлинному па фосу, тем не менее не подвергают ни малейшему сомнению то, что они представляют собой и чем занимаются. Но в то же время они проявляют себя и как натуры высшего порядка, поскольку они никогда серьезно не привязаны ко всему тому конечному, с которым имеют дело, но возвышаются над ним и не теряют сво ей устойчивости и уверенности в самих себе перед лицом вся ких утрат и неудач. Аристофан и вводит нас в эту абсолютную свободу духа, которая в себе и для себя с самого начала прими рена со всем, что бы ни делал человек, вводит в этот мир субъ ективной радостной ясности. Если не читать его, то едва ли мож но представить себе, как прекрасно способен чувствовать себя человек. Что же касается интересов, в кругу которых вращается этот вид комедии, то их не приходится брать из областей, противо положных нравственности, религии или искусству. Напротив, древняя трагедия в Греции остается как раз внутри этого объективного и субстанциального круга, но индивиды своим субъективным произволом, своей обычной глупостью и преврат ностью сводят на нет свои поступки, стремящиеся к чему-то лучшему. И здесь Аристофану предоставляется богатый и благодат ный материал, отчасти относящийся к греческим богам, а отча сти к афинскому народу. Ибо если божественное предстает в форме человеческой индивидуальности, то такой способ явления ,599