Эстетика. Том третий

призывает к себе один из богов; взор слепца просветляется и преображается, а останки его становятся спасением и защитой города, оказавшего ему гостеприимство. И это просветление в минуту смерти есть явление его и нашего примирения в самой его индивидуальности и личности. В этом пытались усмотреть христианское настроение, зре лище грешника, над которым смилостивился бог, в момент смер ти вознаграждающий его блаженством за судьбу, постигшую его в сфере конечного. Но христианское религиозное примирение есть просветление души, которая, окунувшись в источник веч ного спасения, возвышается над своей действительностью и своими деяниями, превращая само сердце — ибо на это способен дух — в могилу сердца, оплачивая укоры земной вины своей соб ственной земной индивидуальностью и укрепляясь перед таки ми укорами в самой себе своей верой в вечное, чисто духовное блаженство. Напротив, просветление Эдипа остается все еще тем античным восстановлением целостности сознания, переходящего от спора нравственных сил и их ущемления к единству η гар монии самого этого нравственного содержания. Дальнейшее, что заключено в таком примирении, это субъ ективность умиротворения, откуда мы можем перейти к проти воположной области — комедии. ββ. Комична, как мы видели, вообще субъективность, кото рая благодаря самой себе приводит свои действия к противоре чию и разрушает их, но при этом по-прежнему остается спокой ной и уверенной в себе. Поэтому основой и исходным моментом комедии является то, чем может завершиться трагедия: радост ный, абсолютно примиренный внутри себя дух, который, как бы ни разрушал он своими собственными средствами то, чего он хочет, как бы ни терпел он крах от себя самого, порождая из самого себя противоположность своей цели, все же никогда не теряет бодрости и веселья. Но эта уверенность субъекта, с дру гой стороны, возможна только потому, что цели, а тем самым и характеры или не содержат ничего в себе и для себя субстан циального, или же, если в них есть нечто само по себе сущест венное, они тем не менее становятся целью и претворяются в жизнь в такой их форме, которая всецело противоположна их истине и потому лишена субстанции, так что в этом отношении гибнет всегда только нечто в самом себе ничтожное и безразлич ное, а субъект, не будучи затронут этим, по-прежнему остается самим собой. Таково в целом понятие древней классической комедии, как она сохранилась для нас в пьесах Аристофана. В этом отноше- , 598