Эстетика. Том третий

рый часто называют античной судьбой, но, хотя судьба и не вы ступает еще здесь как самосознательное провидение, конечная божественная цель которого в мире и индивидах выявлялась бы для себя и для других, разумность этой судьбы заключается как раз в том, что высшая сила, стоящая над отдельными богами и людьми, не может потерпеть существования сил, односторонне утверждающих свою самостоятельность и тем преступающих границы своих полномочий, равно как и существования конф ликтов, проистекающих из этого. Фатум вводит индивидуаль ность в ее рамки и, если она безмерно превознеслась, уничто жает ее. А неразумное принуждение, невинное страдание вме сто нравственного умиротворения поневоле вызвало бы только негодование в душе зрителя. С другой стороны, трагическое умиротворение точно так же отличается и от эпического . Если с этой точки зрения посмот реть на Ахилла и Одиссея, то оба они достигают цели, и так и должно быть, чтобы они достигли ее, но им не сопутствует по стоянная удача, а, напротив, приходится испытывать горькое чувство бренности и длительно и тягостно бороться с трудностя ми, потерями и жертвами. Ибо истина вообще требует, чтобы в течении жизни и в объективной широте событий выявлялось и ничтожество конечного. Так, хотя гнев Ахилла умиротворен, он получает от Агамемнона то, в чем был оскорблен, он мстит Гек тору, совершается тризна по Патроклу, и Ахилл признается вели колепнейшим мужем; однако гнев этот и его умиротворение сто или жизни его любимейшему другу, благородному Патроклу. Чтобы отомстить Гектору за эту утрату, он вынужден забыть о своем гневе и вновь отправиться на битву с троянцами, и, меж тем как все признают его великолепнейшим воином, он ощущает в себе предчувствие близкой смерти. Подобно этому Одиссей в конце концов прибывает на Итаку, к цели своих желаний, но прибывает один, погруженный в сон, потеряв всех своих спут ников, всю военную добычу, захваченную в Трое, прибывает после долгих лет мучительного ожидания и горьких трудов. Так оба заплатили свой долг конечному, и в падении Трои и судьбе греческих героев осуществились права Немезиды. Но Немезида — это только древняя справедливость, которая вообще снижает все слишком высокое, чтобы через несчастье восстановить абстрактное равновесие счастья; без всякого более конкретного нравственного предназначения она затрагивает лишь конечное бытие. Такова эпическая справедливость в сфере всего происходящего, всеобщее умиротворение, состоящее в простом выравнивании. Высшее же, трагическое примирение связано с

20*

595