Эстетика. Том третий

на бесконечная благожелательность и уверенность в своем бе зусловном возвышении над собственным противоречием, а не печальное и горестное его переживание: блаженство и благона строенность субъективности, которая, будучи уверена в самой себе, может перенести распад своих целей и их реальных вопло щений. Косный рассудок наименее способен на это как раз там, где в своем поведении он наиболее смешон для других. β β. Относительно характера содержания, которое может стать предметом комического действия, я остановлюсь здесь в целом только на следующих моментах. С одной стороны, во-первых, цели и характеры сами по себе лишены субстанции, противоречивы и потому неспособны про бить себе дорогу. Так, скупость с самого начала кажется нич тожной в самой себе как с точки зрения поставленных ею целей, так и с точки зрения мелочных средств, к которым она прибе гает. Ибо как последнюю реальность она рассматривает мерт вую абстракцию богатства, деньги как таковые и, останавливаясь на этом, пытается достичь голого наслаждения ими путем отка за от всякого иного, копкретного удовлетворения, и в этом бес силии цели, равно как и средств против хитрости, обмана и т. д., она оказывается не в состоянии достигнуть желаемого результа та. Но если индивид по своей субъективности серьезно сливает ся с подобным внутренне ложным содержанием как исключи тельным смыслом своего существования, так что, когда эта поч ва уходит у него из-под ног, чем крепче держался он за нее, тем безутешнее чувствует себя в своем крушении,— то такому изо бражению недостает подлинного зерна комического, как и везде, где есть место, с одной стороны, для тягостных обстоятельств, а с другой стороны, для простых насмешек и злорадства. Поэтому более комично, когда сами по себе мелкие и ничтожные цели осу ществляются с видом большой серьезности и с обширными при готовлениями, но при этом у субъекта, случись ему не преус петь в своем начинании, ровно ничего не рушится на самом де ле именно потому, что он желал чего-то крайне незначительно го, так что он со свободной и радостной душою может воспрянуть после своего поражения. Во-вторых, обратное отношенпе имеет место тогда, когда ин дивиды пытаются раздуться до уровня субстанциальных целей и характеров, для осуществления которых они как индивиды представляют собой совершепно противоположный инструмент. В этом случае субстанциальность стала простым плодом вообра жения, превратилась сама по себе или для других в видимость, которая, правда, придает себе вид и ценность чего-то сущсст-

,580