Эстетика. Том третий

Другу ущерба. Поэтому в трагическом исходе снимается лишь односторонняя обособленность, не сумевшая влиться в гармонию и теперь в трагизме своего действия обрекающая себя на гибель во всей своей полноте, если только она не может отступиться от себя и своего намерения или же если она способна на это, вы нужденная отказаться от достижения своей цели. Как известно, Аристотель в этом отношении истинное воз действие трагедии видел в том, что она возбуждает и очищает страх и сострадание . Под страхом и состраданием Аристотель понимал не простое чувство согласия или несогласия с моей субъективностью, приятное или неприятное, привлекательное или отвратительное, это самое поверхностное из всех определений, ко торое лишь в новое время пытались превратить в принцип одоб рения и неодобрения. Ибо для художественного произведения речь может идти только о том, чтобы изображать все отвечаю щее разуму и истине духа, а ведь чтобы исследовать принцип всего этого, нужно обратить свое внимание на совершенно иные аспекты. И, говоря об этом суждении Аристотеля, мы должны поэтому придерживаться не просто чувства страха и сострадания, а принципа того содержания, художественное явление которого призвано очищать эти чувства. Человек может испытывать страх, с одной стороны, перед внешней и конечной силой, а с другой стороны, перед могуществом в себе и для себя сущего. Но чего человеку поистипе надлежит страшиться, так это не внешней по давляющей его мощи, а нравственной силы, которая есть опре деление его собственного свободного разума и вместе с тем неч то вечное и нерушимое, так что, обращаясь пропив нее, человек восстанавливает ее против себя самого. У сострадания, как и у страха, предметы двоякого рода. Первый касается обыкновенной растроганности, то есть сопере живания несчастий и страданий других людей, ощущаемых как нечто конечное н негативное. Особенно мещанки всегда готовы к такому сожалению. Но великий и благородный человек не нуж дается в подобном сожалении и сострадании. Ибо поскольку на первый план выдвигается негативность несчастья, нечто ни чтожное, что унижает несчастного. Подлинное же сострадание, напротив, есть сопереживание нравственной оправданности стра дающего со всем тем положительным и субстанциальным, что должно быть заключено в нем. Такой вид сострадания не могут внушить нам негодяи и подлецы. Если поэтому трагический ха рактер, внушавший нам страх перед мощью нарушенной нравст венности, в несчастье своем должен вызвать у нас трагическое сопереживание, то он в самом себе должен быть содержательным

И) ГСР.ѵіь, 'Γ. Я

577