Эстетика. Том третий

ской формы тоже оказываются в гораздо более прямой связи с публикой, взору которой они предлагаются. Мы вкратце коснем ся и этого отношения. Публику, читающую научные сочинения, лирические стихо творения или эпические поэмы, составляют как бы специалисты, или же безразлично и предоставлено воле случая, в чьи руки попадут такие стихотворения и прочие сочинения. Кому книга не нравится, тот может отложить ее в сторону, точно так же как может пройти мимо полотна или статуи, которые ничего ему не говорят, и у автора в таком случае будет еще отговорка, что его произведение написано не для этого читателя. Иначе обстоит дело с драматическими созданиями. Здесь имеется определенная публика, для которой следует писать и перед которой существу ют обязательства у поэта. Ибо у публики есть право рукопле скать и выражать недовольство, поскольку ей как присутствую щей общности преподносится произведение, которое должно быть воспринято с живым участием здесь, на этом месте, и сей час, в эту минуту. Такая публика, собравшаяся как коллектив, чтобы вынести свой приговор, имеет крайне смешанный харак тер: она различается по образованию, интересам, привычкам вкуса, склонностям и т. д., и, чтобы понравиться вполне и до конца, необходимо подчас обладать некоей талантливостью в дурном и особой беззастенчивостью по отношению к чистым требованиям подлинного искусства. Правда, и у драматического поэта есть выход — презирать публику; но именно в этом слу чае он упускает свою цель в том, что касается наиболее свой ственного ему способа воздействия. Особенно среди немцев стало модным со времен Тика про являть упрямство по отношению к публике. Немецкий автор хочет выразить себя в соответствии со своей особенной индиви дуальностью, а не сделать свое создание приемлемым для слуша теля и зрителя. Напротив, при немецком своенравии каждому хочется чего-нибудь своего, чтобы показаться оригиналом по сравнению с другими. Так, например, Тик и господа Шлегели, которые со своей иронической преднамеренностью никак не могли завладеть духом и душою своей нации и своей эпохи, выступили прежде всего против Шиллера и чернили его за то, что он нашел верный тон для немцев и стал самым популяр ным поэтом. Наши соседи, французы, поступают иначе и, нао борот, пишут для того, чтобы сейчас же произвести эффект. Они все время видят перед собой публику, которая в свою оче редь оказывается строгим и резким критиком автора, да и мо жет быть таким, поскольку ро Франции утвердился определен-

, 555