Эстетика. Том третий

держания в живые формы человеческого образа и одухотворенно го выражения человеческих черт дело заключалось, по существу, с одной стороны, во все большем округлении всех форм, как на это указывает Румор («Итальянские исследования», т. II, стр. 243), а с другой стороны, «в более глубоком расчленении свя зи, многообразнейшей градации привлекательности и осмысленно сти форм человеческого лица». Мазаччо и Анджелико из Фьезоле разделили труд при решении этой проблемы искусства, в то вре мя непосильный для одного художника. «Мазаччо взял на себя исследование светотени, округления и расчленения собранных воедино образов; Анджелико из Фьезоле со своей стороны стал стремиться к проникновению в сокровенную связь, в неизменный смысл черт человеческого лица, и он впервые открыл для живопи си этот источник». Значение Мазаччо не в стремлении к привле кательности, а в величественном замысле, в мужественности и в искании всепроникающего единства; значение Фьезоле в религи озном восторге, в любви, чуждой всего земного, в иноческой чит стоте помыслов, в высоте и святости души; как рассказывает о нем Вазари, он никогда не рисовал, не помолившись перед тем истово, и никогда не изображал страданий Спасителя, не разры давшись («Итальянские исследования», т. II, стр. 252). Следовательно, с одной стороны, прогресс живописи заклю чался во все возрастающей жизненности и естественности, од нако, с другой стороны, глубина благочестивого чувства, непри нужденная проникновенность души в вере еще преобладала над свободой, искусностью, естественной верностью и красотой ком позиции, позы, одеяния и колорита. Если дальнейшее развитие привело к еще более возвышенному, более полному выражению духовной проникновенности, то рассматриваемая эпоха никогда не была превзойдена в чистоте и невинности религиозного чувства и серьезной глубине замысла. Правда, некоторые картины этой эпо хи по своему цвету, группировке и рисунку могут нас до извест ной степени оттолкнуть тем, что жизненные формы, употребляе мые для изображения религиозности внутреннего чувства, еще не являются всецело подходящими для этого выражения. Однако со стороны духовного смысла, из которого возникают произведения искусства, нельзя игнорировать наивной чистоты, близости сокро венным глубинам подлинно религиозного содержания, твердости религиозной любви даже в бедствиях и печали, а порою и грации невинности и блаженства, ибо если последующие эпохи и прогрес сировали в отношении других сторон художественного совершенст ва, все же они не могли снова достичь этих утраченных первона чальных преимуществ.

267