Эстетика. Том третий

уже было разъяснено лри рассмотрении романтической формы искусства. Поскольку живопись должна представить самое что ни на есть духовное содержание в ферме человеческой, телесной действительности, то и предмет этой любви в живописи не мо жет оставаться чем-то лишь духовно потусторонним, но должен быть действительным и присутствовать налицо. В качестве все цело соответственного содержания этого круга мы можем на звать здесь святое семейство , и прежде всего любовь мадонны к младенцу. По обе стороны этого находится еще обширный мате риал, хотя в том или ином отношении сам по себе он менее под ходит для живописи. Все это содержание мы можем расчленить следующим образом. αα. Первым предметом является объект самой любви в про стой всеобщности и неомраченном единстве с собою — сам бог в его невидимой сущности — бог-отец . Но если живопись хочет изобразить бога-отца в соответствии с религиозным христиан ским представлением о нем, ей предстоит преодолеть большие трудности. Отец богов и людей в качестве особого лица нашел свое исчерпывающее художественное изображение в образе Зев са. Христианскому же богу-отцу прежде всего недостает челове ческой индивидуальности, в которой живопись только и может воспроизводить духовное. Хотя бог-отец сам по себе и является духовной личностью, высшим могуществом, мудростью и т. д., он фиксируется как нечто безобразное, как абстрактная мысль. Живопись же не мо жет обойтись без очеловечивания и должна наделить бога чело веческим обликом. Сколь возвышенным, одухотворенным и силь ным ни был бы образ, сколь ни были бы ему свойственны черты всеобщности, все же получится лишь более или менее серьезное мужское лицо, которое не вполне совпадает с представлением бо га-отца. Из старых нидерландских мастеров ван Эйк, например, в алтарном образе бога-отца в Генте достиг наибольшего совершен ства, какого можно добиться в этой области; это произведение можно поставить рядом с олимпийским Юпитером. Но сколь бы законченным оно ни было в выражении вечного покоя, величия, силы, достоинства и т. п.,— а по замыслу и выполнению оно так глубоко и великолепно, как только это возможно,—- все же что-то не удовлетворяет в нем наше представление. Ибо то, в каком виде представлен бог-отец, как человеческая личность,— выступает лишь сын, Христос. Лишь в нем усматриваем мы этот момент индивидуальности и всечеловечения как божествен ный момент, и притом он представляется не образом вольной фан 212