Эстетика.Том первый

себя, однако это незамутненное единство не останавливается на абстрактной определенности, а дает нам предчувствовать в своей красоте колыбель всего иного как непосредственную возмож ность перехода в самые разнообразные отношения. Мы видим в подлинных образах скульптуры спокойную глубину, заклю чающую в себе возможность осуществления всех сил. От живописи, музыки и поэзии мы должны требовать вну треннего многообразия характера в еще большей степени, чем от скульптуры, и подлинные художники всех времен давали нам такое многообразие. Например, главным пафосом Ромео в тра гедии Шекспира «Ромео и Джульетта» является любовь. Однако мы видим его в самых различных отношениях к родителям, друзьям, к пажу; мы видим, что в защиту своей чести он. всту пает в спор с Тибальдом и вызывает его на дуэль, что он благо говейно и доверчиво относится к монаху и, даже стоя на краю могилы, завязывает разговор с аптекарем, у которого он покупает смертоносный яд; и во всех положениях он остается достойным,, благородным и глубоко чувствующим человеком. Точно так же Джульетта находится в многообразных отноше ниях с отцом, с матерью, с няней, с графом Парисом, с патером* Она одинаково глубоко погружена как в себя, так и в каждую из этих ситуаций, и весь ее характер проникнут лишь одним чувст вом, любовной страстью, которая глубока и широка, как беспре дельное море, так что Джульетта может с полным правом сказать: чем больше я даю, тем больше у меня остается — и то и другое бесконечно. Поэтому, хотя художественное произведение должно изо бражать лишь один пафос, он должен раскрываться как богат ство изображаемого лица внутри себя самого. Это верно даже по отношению к лирическим произведениям, где пафос не может стать действием в конкретных условиях. И здесь пафос должен проявляться как внутреннее состояние вполне развитой души, которая может раскрыться со всех сторон, во всех обстоятель ствах и ситуациях. Живое красноречие, воображение, схваты вающее любой предмет, превращающее прошлое в настоящее, умеющее использовать всю внешнюю обстановку для символиче ского выражения внутренней жизни, не боящееся глубоких объ ективных мыслей и развертывающее в них обширный, далеко идущий, ясный, достойный и благородный дух,—это богатство характера, выражающего свой внутренний мир, должно найти свое место и в лирике. Такая многосторонность в пределах единой господствующей определенности может казаться непоследовательностью, если смо

248: