Эстетика.Том первый

от конечной обусловленности, сливается в свободной гармони* с внутренней жизнью души. Шиллер в стихотворении «Идеал и жизнь» говорит о «красо те безмолвного царства теней», противопоставляемого им дейст вительности с еѳ 'страданиями и борьбой. Такое царство теней представляет собой идеал. Духи , появляющиеся в нем, умерли для непосредственного бытия, отрешились от скудных условий природного существования, освободились от уз, налагаемых зави симюстью от внешних влияний и всех тех извращений и искаже ний, которые связаны с конечным характером явлений. Правда, идеал вступает в сферу чувственности и ее природных форм, но ов одновременно возвращается к себе, включая в себя также и внеш нюю стихию. Ибо все то, в чем внешнее явление нуждается для своего существования, возвращается искусством в ту сферу, где внешний элемент может стать выражением духовной свободы. Лишь благодаря этому идеал смыкается во внешней СТИХИЙ с самим собою, свободно покоится в себе в чувственном блажен стве, радости и наслаждении собой. Музыка этого блаженства звучит на протяжении всего явления идеала, ибо, как бы далеко ни простирался внешний образ, душа идеала никогда не теряет в нем самой себя. Благодаря этому идеал истинно прекрасен, так как прекрасное существует лишь как целостное и субъектив ное единство; субъект идеала должен преодолеть разорванность свойственную другим индивидуальностям, их целям и стремле ниям и предстать возвратившимся к самому себе, достигшим высшей целостности и самостоятельности. а. Это радостное спокойствие и блаженство, самодовлениѳ ь своей замкнутости и удовлетворенность мы можем рассматривать в качестве основной черты идеала. Идеальный художественный образ предстает перед нами как некий блаженный бог. Блажен ные боги не принимают всерьез бедствий, гнева и заинтересован ности конечными сферами и целями, и эта положительная со средоточенность внутри себя и отрицание всего особенного со общает им черту радостности и тихого спокойствия. В этом смысле верны слова Шиллера: «Жизнь серьезна, искусство ра достно». Этот афоризм довольно часто вызывал педантический смех, так как искусство вообще и в особенности собственная поэ зия Шиллера носят чрезвычайно серьезный характер. Идеальное искусство и в самом деле не лишено серьезности, но именно в этой серьезности его существенной чертой остается радостность внутри самого себя. Эту силу индивидуальности, это торжество концентрирован ной внутри себя конкретной свободы мы познаем в блаженно

166 :