Эстетика.Том первый

Те виды художественного творчества, которые заключают в себе много странного и внутренне противоречивого, Гегель рассматривал в свете противоречий общественной природы человека, имеющих свое объ ективное содержание. За пределами школы, на уровне истории искусства слабости формы — тоже явления духа, коренящиеся в реальных отноше ниях, хотя сами эти отношения описаны Гегелем как ступени и стороны развития духовного начала. Таким образом, великой заслугой нашего философа является истори ческий характер его эстетики, без перехода в обычный для последующей буржуазной науки бессодержательный историзм, то есть простое нагро мождение внешних фактов, лишенных всякого внутреннего смысла, и без напряженного до крайности представления об относительности стилей и вкусов, ведущей к абсурду субъективного произвола. В отдельных своих оценках Гегель уплатил дань иллюзиям времени (таково, например, у него чрезмерное преклонение перед Рафаэлем), но в целом эта «диа лектическая поэма», по выражению Энгельса, дышит правдой. На Западе уже не ново стремление истолковать философию Гегеля в духе современного иррационализма. Стараются открыть в ней трагедию безвыходного существования и тождество конкретного с бессмысленным, разумного с неразумным *. А в наших палестинах чаще встречается дру гая фальшивая монета. Гегеля, как и Белинского, упрекают в подчинении художественного творчества научному познанию мира. Этот упрек нахо дится в связи с распространенным мнением о том, что думать вредно, особенно для художника. В действительности то, что вредно для художника, вредно и для вся кой конкретной философской мысли. Обыватель смешивает разум с рас судочной целесообразностью или с пустой рефлексией, столь же рассудоч ной, поскольку она ставит себе абстрактную цель уклониться от всякой обязательной цели. Ни деревянный схематизм, ни развязная игра ума, сочиняющего те же схемы, сдвинутые набок, под именем собственных «концепций», не обещают философии ничего хорошего, но они развра щают и талант художника. Что касается исключительных прав художественной эмоциональности, то давно замечено, что об этом часто хлопочут люди, мало способные к истинному чувству. Поразительно также, с каким постоянством в качестве главного зла выступает Гегель. То он «аристократическая реакция», то воплощение отвлеченности, мешающей свободному течению жизни...

Зачем же так неблагосклонно Вы отзываетесь о нем? За то ль, что мы неугомонно

* На эту иррационализацию Гегеля уже давно указывал Георг Лукач (см. его книгу «Die Zerstorung der Vernunft», Berlin, 1954; см. также критический обзор Байера «Hegel-Bilder. Kritik der Hegel Deutungen», Berlin, 1964, S. 141—151 u. a.)

VIII