Эстетика. Том четвертый

и категории. Следовательно, трансцендентальная способность во ображения сама представляет собой созерцающий рассудок. Несмотря на необходимость этой идеи, которая рассматри вается здесь только как мысль, ей не приписывается реальности, но нам предлагается раз и навсегда придерживаться того, что всеобщее и особенное — это неизбежно и необходимо различные вещи, что рассудок соотносится с понятиями, а чувственное со зерцание— с объектами, и это две совершенно разнородные сферы. Идея есть нечто совершенно необходимое и все же нечто проблематичное; наша познавательная способность не может познать ничего, кроме формы ее проявления в такой (как назы вает ее Кант) реализации, в которой различаются возможность и действительность. Это ее проявление есть абсолютная сущ ность, в-себе-бытие познания, как будто бы последнее не есть реализация познавательной способности и тогда, когда оно мыс лит и познает в качестве необходимой идеи такой рассудок, для которого возможность и действительность не оторваны друг от друга, в котором всеобщее и особенное едины, спонтанность ко торого в то же время доступна созерцанию. У Канта нет дру гого основания, кроме опыта и эмпирической психологии, для доказательства того, что человеческая познавательная способ ность по своей сущности такова, какой она является, а именно, что она идет от всеобщего к особенному или обратно — от осо бенного к всеобщему. Но, мысля некий интуитивный рассудок, Кант приходит к нему как к абсолютно необходимой идее, он сам устанавливает противоположный опыт мышления некоего недискурсивного рассудка и показывает, что его познавательная способность познает не только явление и разрыв возможного и действительного в нем, но разум и в-себе-бытие. Здесь у Канта налицо оба момента — идея разума, в которой возможность и действительность абсолютно тождественны, и явление его как познавательная способность, в которой они оторваны друг от друга. Он обнаруживает в опыте своего мышления обе эти мыс ли, но при выборе между ними он пренебрегает необходимостью мыслить разумное, созерцающую спонтанность, и всецело отдает предпочтение явлению. Он признает, что само по себе возможно, чтобы механизм природы, отношение каузальности, и телеологический техницизм природы были чем-то единым, то есть чтобы природа определя лась не противоположной ей идеей, но чтобы то, что согласно механизму выступает в эмпирически необходимой связи как не что абсолютно разъединенное (одно как причина, а другое как следствие), в некоем первоначальном тождестве выступало бы

61