Эстетика. Том четвертый

лачи. Мстители и палачи, делающие то же самое, что и тираны и убийцы, называются поэтому справедливыми, ибо они делают одно и то же. Они могут сознавать свои действия как возмездие или же быть слепыми орудиями, их душа не идет здесь в рас чет, а только их деяние. О примирении, о возвращении к жизни в случае справедливости, следовательно, не может быть и речи. Перед законом преступник — только преступник и ничто иное. Но подобно тому как закон представляет собой фрагмент чело веческой природы, так и преступник; если бы закон был чем-то целым, абсолютным, то и преступник не был бы не чем иным, кроме как преступником. Даже во враждебности судьбы ощуща ется справедливое наказание. Но так как оно приходит к чело веку не от чуждого закона, а из самого человека впервые возни кает закон и право судьбы, то возможно возвращение к первона чальному состоянию, к целостности, ибо грешник представляет собой нечто большее, чем существующий грех, олицетворенное преступление. Он — человек, преступление и судьба находятся в нем, он может вновь вернуться к самому себе, и тогда они будут находиться под ним. Элементы действительности разложи лись, дух и тело отделились друг от друга. Деяние хотя и суще ствует, но как нечто прошедшее, как фрагмент, как мертвые об ломки; та же часть его, которая была злой совестью, исчезла. И воспоминание о деянии не является больше созерцанием са мого себя; жизнь вновь обрела себя в любви. Между грехом и его прощением, так же как между грехом и наказанием, нет ничего чуждого; жизнь раздвоилась и воссоединилась вновь. Любовь примиряет не только преступника с судьбою, она примиряет также человека с добродетелью, то есть если бы она не была единственным принципом добродетели, то всякая добро детель была бы вместе с тем недобродетелью. Полному рабству перед законом чуждого владыки Христос противопоставил не ча стичное рабство перед собственным законом, самонасилие кан товской добродетели, а добродетель без господства и без подчи нения, — видоизменения любви. И если бы они не должны были рассматриваться как «видоизменения единого живого духа, а суще ствовала бы абсолютная добродетель, то возникли бы неразреши мые коллизии вследствие множества абсолютов. Без объединения в едином духе во всякой добродетели есть нечто недостаточное. Ибо каждая из них уже по своему названию является чем-то единичным, следовательно, ограниченным. Обстоятельства, среди которых она возможна, объекты, условия действия суть нечто

38