Эстетика. Том четвертый

осмеивались иа сцене, ибо то, что можно было осмеивать в них, не было священным, раб у Плавта мог сказать: si summus lupi ter hoc facit, ego homuncio idem non facerem *— заключение, ко торое слушатели Плавта должны были бы счесть странным и смехотворным, поскольку отыскивать в богах начало того, что над лежит делать человеку, было для них чем-то совершенно неведо мым, христианину же это должно было представляться вполне правильным. В таком состоянии, без веры во что бы то ни было устойчивое, абсолютное, с такой привычкой подчиняться чужой воле, чужому законодательству, без родины, в государстве, где не могло быть никакой радости, где гражданин чувствовал толь ко гнет, при таком культе, на торжества и праздпества которого они не могли принести с собою дух беззаботной радости, ибо дух этот исчез из их жизни, — в таком состоянии, когда раб, и без того нередко превосходивший своего господина одаренностью и образованностью, не мог видеть у того преимуществ свободы и независимости — когда все находилось в таком состоянии, перед людьми предстала религия, которая или уже соответствовала по требности времени, поскольку она возникла среди народа, отли чающегося такой же испорченностью и сходной, лишь иначе окрашенной пустотой и ущербностью, или же люди могли создать из нее то и привязаться в ней к тому, что отвечало их настоя тельной потребности. Разум никогда не мог перестать хотя бы где-нибудь искать абсолютное, самостоятельное, практическое, а в человеческой воле его нельзя было уже найти. Оно представилось разуму в образе божества, предложенного христианской религией, за пре делами нашей власти и воли, но не наших просьб и молитв. Сле довательно, можно было только желать реализации моральной идеи, но не стремиться к ней в воле (то, чего можно желать, ча ять, человек не может совершить сам, он ждет, что это будет достигнуто без его содействия). И первые проповедники христи анской религии распространяли надежду на такую революцию, которую совершит божественное существо при полной пассив ности людей, а когда надежда эта окончательно исчезла, то удов летворились тем, что стали ждать переворота, когда наступит конец света. Поскольку реализация какой-либо идеи усматрива ется за пределами человеческих сил, — а люди в то время не на многое чувствовали в себе силы, — то уже довольно безразлично, в какую неизмеримую даль отодвигается объект надежд, оказав-

* Если это делает и Юпитер, почему мне, жалкому, этого не делать! (латин.).

28