Эстетика. Том четвертый

добровольно уступленное вначале, стало утверждаться посредст вом насилия, и уже эта возможность предполагает утрату того чувства и сознания, которое Монтескье, называя его добродетелью, объявляет принципом республики и которое заключается в готовности жертвовать индивидом ради идеи, реализованной для республиканца в его отечестве. Из сердца гражданина исчез образ государства как резуль тат его деятельности. Забота, попечение о целом покоились те перь в душе одного-едипственного человека или немногих людей; у каждого было теперь свое указанное ему место, более или ме нее ограниченное, отличное от мест других. Незначительному числу граждан было поручено управление государственной ма шиной, и эти граждане являлись лишь отдельными колесиками, получая свое зпачение только в сочетании с другими. Доверен ная отдельному лицу часть распавшегося на куски целого была столь незначительна по сравнению со всем целым, что отдельно му человеку пе нужно было знать этого соотношения части с це лым и иметь его перед глазами. Пригодность в государстве — такова была та великая цель, которую ставило государство перед своими подданными, а сами они ставили своей целью заработок и поддержание своего существования, а кроме этого, может быть, и тщеславие. Всякая деятельность, всякая цель относилась те перь к индивидуальному, не стало больше деятельности ради це лого, ради идеи, — каждый работал или на себя, или же по при нуждению на другого отдельного человека. Теперь отпала свобо да подчиняться законам, данным самому себе, следовать за вла стями и полководцами, избранными самими же гражданами, ис полнять нланы, задуманные вместе с другими. Отпала всякая политическая свобода. Право гражданина гарантировало отныне только сохранение собственности, заполнявшей теперь весь его мир. Явление, обрывавшее всю паутину его целей, всю деятель ность целой жизни, — смерть — неизбежно стало для него чем-то ужасным, ибо пичто не переживало его, тогда как республикан ца переживала республика, и так у него возникла мысль, что ду ша его есть нечто вечное. Но когда все цели, вся деятельность человека относились уже к чему-то отдельному и он более уже не находил для всего этого никакой общей идеи, он не мог найти прибежища и у своих богов, поскольку и они тоже были отдельными, несовершенными существами, которые не могли удовлетворить идею. Греки и рим ляне довольствовались своими ограниченными богами, наделен ными человеческими слабостями, ибо вечное, самодостаточное эти люди имели в своей груди. Они могли терпеть, чтобы боги их 27