Эстетика. Том четвертый

так просто, бывает объяснить любому ребенку, насколько несу разно верить, как язычники, что там, на небесах, озорничает, ест и пьет свора богов, ссорящихся между собой, а еще занимающих ся такими вещами, которых стыдится у нас каждый приличный человек... Но если кто бесхитростно возразит, что ведь у язычников был рассудок, что помимо всего прочего они служат нам образ цом во всем великом, прекрасном, благородном и свободном, так что мы можем только дивиться на этих людей, как если бы они были совсем иной породы по сравнению с нами; если кому изве стно, что религию, особенно религию фантазии, не вырвать из сердца, тем более из сердца народа и из всей народной жизни, при помощи кабинетных умозаключений; если кто иомимо этого знает, что далеко не рассудок и не разум были пущены в ход в период распространения христианства; если кто, не думая, что проникновение христианства вполне объясняется чудесами, уже раньше задался вопросом: «Каким же должен быть век, чтобы возможны были чудеса, да еще такие, о каких повествует исто рия?» — если кто-то уже сделал все эти возражения, ему не пока жется удовлетворительным ответ на поставленный выше вопрос. Свободному Риму, покорившему сначала в Азии, позднее на Западе множество государств, утративших свою свободу, разру шившему те немногие свободные государства, которые не скло нились бы под игом, — Риму, этому завоевателю мира, осталась только слава потерявшего свою свободу последним. Греческая и римская религия была религией только для свободных народов, и с утратой свободы должны были исчезнуть и ее смысл, ее си ла, ее соответствие людям. Зачем пушки армии, если она рас стреляла все свои заряды? Ей нужно искать иного оружия. За чем сети рыбаку, если русло реки пересохло? Будучи свободными, они подчинялись законам, которые са ми дали себе, людям, которых сами избрали своими начальника ми, они вели войны, задуманные ими самими, жертвовали своим имуществом, своими чувствами, тысячи жизней отдавали ради достижения одной цели, которая была их целью. Они не настав ляли и не получали наставлений, но осуществляли принципы своей добродетели в поступках, которые вполне могли называть своими поступками. Как в общественной, так и в частной и до машней жизни каждый был свободным человеком, каждый жил по собственным законам. Идея своего отечества, своего государ ства — вот что было тем незримым высшим началом, ради чего каждый трудился, что побуждало его к действию, что было его конечной целью мира или конечной целью его мира, — вот что 25