Эстетика. Том четвертый

денпя современников, столь же трудно выразимая в словах, сколь и трудно постижимая. Поскольку мы не знакомы с этими рево люциями в царстве духа, результат заставляет нас поражаться; революция, подобная той, когда коренная, древнейшая религия была вытеснена чужой религией, такая революция, непосредст венно происходившая в царстве духа, с тем большей непосредст венностью должна заключать свои причины в духе времени. Как могло случиться, что была вытеснена религия, с дав него времени утвердившаяся в государствах и теснейшим обра зом связанная со всем государственным устройством, как могла кончиться вера в богов, которым города и царства приписывали свое создание, благоволения которых испрашивали во всех делах, под знаменем которых — и не иначе — побеждали армии, которым веселье посвящало свои песни, а суровость — молитвы, вера в богов, храмы, алтари, сокровища и изваяния которых бы ли гордостью народов, славой искусств, культ которых и празд нества были поводом ко всеобщему ликованию, — как могла быть вырвапа из этих жизненных связей вера в богов, тысячью нитей вплетавшаяся в ткань человеческой жизни? Привычкам тела мож но противопоставить волю духа и другие телесные силы, привыч ке отдельной душевной способности — кроме твердой воли и другие душевные силы, но что противопоставить привычке души, привычке не отъединенной, какой бывает теперь религия, а про никающей все стороны человеческих способностей, тесно срос шейся с любой самой самостоятельной способностью души; ка ким же мощным должен быть противовес, чтобы преодолеть та кую могучую силу? Ознакомление с христианством имело то негативное воздей ствие, что народы обратили внимание на бедность и неутеши тельность своих религий, что рассудок их разглядел все несураз ное и смехотворное в баснях своей мифологии и уже не удовле творялся ими. Положительное же воздействие состояло в том, что народы эти приняли христианство, религию, столь отвечаю щую всем потребностям человеческого духа и человеческого серд ца, столь удовлетворительно отвечающую на все вопросы, зада ваемые разумом человека, а кроме того, свидетельствующую о своем божественном происхождении вершимыми ею чудесами. Таков обычный ответ на поставленный выше вопрос, и выраже ния, употребляемые при этом,— «просвещение рассудка», «новые прозрения» и т. п. — столь привычны для нас, что нам кажется, будто, произнося их, мы уже и думаем о великих вещах и уже все объяснили ими. И эту операцию мы представляем себе столь простой, а эффект ее столь естественным потому, что ведь нам

24