Эстетика. Том четвертый

мои, герои же отечества дремлют в ученых книгах историков, для которых Александр или Цезарь представляют такой же инте рес, как и история Карла Великого или Фридриха Барбароссы. Да и если не считать Лютера у протестантов, кем могли бы быть наши герои, коль скоро мы никогда еще пе были нацией? Кто мог бы стать нашим Тесеем — основателем государства, его законо дателем? Где наши Гармодии и Аристогитоны, освободители стра ны, кому могли бы петь мы наши сколии? Войны, пожравшие миллионы немцев, велись из честолюбия, ради независимости кня зей, нация же была только орудием, и, борясь яростно и с оже сточе-нием, она в конце концов могла бы сказать: зачем? что мы выиграли? Реформация, кровопролитное утверждение права свое го на реформацию — одно из немногих событий, в котором припя ла участие нация в известной своей доле, и участие это не таяло по мере того, как охладевало воображение, как это было с уча стием в крестовых походах, но в нем оставалось живым чувство неотъемлемого права следовать в религиозных мнениях своему собственному убеждению, завоеванному ИЛИ сохраненному самим собою. Но, не говоря о принятом в некоторых протестантских церквах ежегодном чтении «Аугсбургского вероисповедания», что обычно навевает тоску на слушателей, —• какой праздник славит память этого события? Кажется даже, что власть предержащие в церкви и государстве с радостью увидели бы, что память о том, как чувствовали наши предки это свое право, как тысячи риско вали своей жизнью во имя его утверждения, что память об этом прозябает и вообще уже не живет в пас больше. Кто целый год жил в Афинах, не будучи знаком с историей города, его образованностью и законодательством, тот мог непло хо узнать все это из празднеств города. Итак, без всякой религиозной фантазии, которая возрастала бы на нашей почве и была бы связана с нашей историей, тем бо лее без всякой политической фантазии лишь кое-где среди про стого народа бродят еще остатки присущей ему фантазии иод именем суеверия, и это суеверие в качестве веры в привидения сохраняет память об этом холме, где некогда бесчинствовали ры цари, или об этом доме, где по ночам являлись призраки монахов или монахинь, пли считавшегося нечестным управителя, или со седа, не нашедшего покоя в могиле, — или же это суеверие, будучи порождением фантазии, каковая не черпает своих образов из истории и строит рожи людям слабым или злым, приписывая им колдовскую силу. Все это блеклые печальные тени попыток обре сти свою самостоятельность, свое достояние, — вырвать с корнем эти остатки считают обязанностью всего просвещенного класса

19