Эдгар Дега и его искусство

схитительную игру линий, то пропа- дающих, то вновь возникающих на фоне стен или пола. Затем начинается игра света и тени. Холодный дневный свет широких окон скучного танц- класса (против которых Дега так лю- бит ставить своих героинь) превра- щает эти контуры балерин в дымча- тые силуэты с нежно тающими облач- ками тюник. Напротив, вечерний рам- повый свет, излучаясь снизу, пласти- чески лепит из этих силуэтов какие то фарфоровые колокольчики, хрупкие статуэтки с четко оформленными чле- нами, делая загадочно затененными и пленительными даже провалы глаз, ху- дой спины и тщедушных грудей. Та- ковы хотя бы балерины—безобразно- прекрасные!—луврской „Репетиции на сцене"... Наконец, не менее восхититель- ные ноты умеет извлекать Дега и из колористического облика балета. Со-

5 а

Голубые танцовщицы.

четание опаловых стен, зеркальных отсветов, отражений пола, серебри- стых тюников, розовых трико — все это создает тонкие гармонии, на- рушенные то там, то здесь черными бархатками, голубыми ленточками, алыми цветками на корсажах. Так, на чудесной картине Щукинского собрания „Балерина у фотографа" острота и гротескность женской фигуры, в которой больше животного, нежели человеческого, смягчена нежной туманностью, насыщенной голубовато-морской гармонией, а хо- лодная монотонность последней изящно оживлена пикантностью ко- раллово-алых губок балерины и бутоньерки, приколотой к ее поясу... Но бывают мгновенья, когда иронические искры готовы совсем погаснуть в глазах правдолюбца Дега. Это как раз те моменты, когда закулисные будни балета сменяются праздниками сценической иллюзии, когда балерины на сцене, среди пречудливых декораций, под взорами многоокого зала. Правда, и тут Дега часто и упорно подчеркивает предательскую грубость и вульгарность балетных нимф и сильфид. И, однако, именно в этой небольшой серии балерин на сцене, Дега иногда изменяет себе. Как и публика, он поддается миражу мелькаю-