Беседы об архитектуре. Том второй

существующие еще римские сооружения, в которых скульптура имеет тесную связь с архитектурой. Несмотря на то, что это сочетание не создает в данных сооружениях безупречной гармонии, нельзя не признать, что в целом дости ­ гнуто впечатление грандиозности, что масштабные соотношения часто удачны, а главное, что осуществлено композиционное единство между статуями, ба ­ рельефами іи архитектурными линиями. Там безусловно существовало со­ гласие между архитектором и скульптором, и возможно, что в древнем Риме не было администрации, которой поручалось бы распределение заказов для украшения одного здания между десятью скульпторами. Кроме того, что касается идеи, то она не отсутствует в монументальной скульптуре ни у греков, ни у римлян. Сюжеты друг с другом связаны, что-то обозначают и составляют одно целое. С этой точки зрения колонна Траяна, о которой мы уже говорили * , представляет собой шедевр; а триумфальные арки, единст ­ венные памятники, которые еще являют нам полноценные примеры тесной связи скульптуры с архитектурой у римлян, не менее ясно объясняют и повод, по которому они воздвигнуты. Мне могут возразить, что легко так говорить, что для греков не представляло никакого труда, используя свою мифологию и героические сказания, помещать на священных памятниках скульптурные произведения, имеющие значение, понятное для всех, для римлян — поды ­ скивать подходящие сюжеты для украшения триумфальной арки: битвы, трофеи, договоры, пленники, победы, — все это напрашивается само собой и понятно всем; а для людей средневековья, среди общества, построенного и живущего главным образом под влиянием религиозных верований, — пока ­ зать на фасадах церквей всю священную иерархию, историю Старого и Но ­ вого завета. Но какие сюжеты нужно избрать для украшения современной биржи, судебной палаты, театра? Не вынуждены ли мы ввиду этого обратиться к этим глупым и достаточно однообразным абстракциям, которые ничего не говорят массам? Публика может себе представить Юпитера, Парок или Пре ­ святую Деву; в крайнем случае, можно додуматься до олицетворения какой- нибудь добродетели, какого-нибудь качества — Храбрости, Терпения, Веры, Силы, даже города или провинции; но в каком виде предполагают показать ей Промышленность, Торговлю, Закон, Физику, Астрономию, Музыку, лирическую или легкую Поэзию? Можно понять, что музы ведают траге ­ дией, комедией или астрономией; можно понять, что божества ведают дождем или жатвой; толпа принимает это, как миф, и этим все сказано. Но как можно олицетворить абстракцию? Неужели же мы навеки обречены воспро ­ изводить мифы, которые не имеют для нас никакого смысла, или же при ­ давать формы бесформенным идеям? Неужели мы должны придерживаться холодных и всегда нелепых аллегорий, показывать деспотизм, раздавленный свободной мыслью, или анархию, побежденную порядком, или религию, * См. Беседу четвертую, т. I. [ 185 ]