Античность. Средние Века. Новое время. Проблемы искусства

постью, повествование — репрезентацией, единодушный порыв всех пер сонажей к Христу — строгой и чинной иерархией. Этот стройный ансамбль не столько иллюстрирует конкретное событие, сколько воплощает идею небесной гармонии, вечно длящегося торжест ва Христа на небесах. Эмоциональная тональность шартрской сцены — тоже иная, чем в Муассаке или в каком-либо другом романском произве дении на этот сюжет. Тягостное ожидание устрашающих событий смени лось в Шартре настроением торжества и ликования. Старцы в их наряд ных, мелкоплиссированных одеждах с узорными каймами, в коронах, украшенных драгоценными камнями, с завитыми или живописно разве вающимися бородами, с виолами и арфами в руках утратили свою ми стическую призрачную безликость. Они кажутся праведниками, поющими в раю гимны. Ангелы, юпые, кудрявые, с невинной безмятежностью со зерцают Христа. Ничего в этом праздничном сонме небожителей не пред вещает гибель сотворенного мира и истребление человечества. Сам Хри стос в шартрском портале тоже иной, чем в романских сценах Апокалип сиса или Страшного суда. В тимпанах церквей в Муассаке, Отене, Везле он был непостижимым божеством, некоей духовной субстанцией, которой художник силился придать очертания человеческой фигуры. В Шартре Христос, как и окружающие его небожители, облачен в тонкую, нарядно расчерченную мелкими складками одежду, его рука, поднятая для бла гословения, украшена браслетом, волосы тщательно расчесаны, лицо исполнено торжественной серьезности и благородной красоты. Образ все вышнего конкретизировался в образе Христа, воплотившегося бога, оли цетворяющего человеческие представления о мудрости и благородстве. Эта гуманизация образа Христа в Шартре находит себе параллели в ми стике XII в., прежде всего в учении Бернарда Клервоского, для которого в высшей степени характерным было стремление очеловечить божество, устранить дуализм между богом и человеком, свойственный теологии раннего средневековья. Центральным пунктом учения Бернарда Клерво ского была мистика двойственной природы Христа, причем акцент ста вился на его человеческую природу. «Бог принял образ жалкого человека и страдания, чтобы мы, сыны Адама, которых он избрал как братьев, не боялись его, доверили ему наши слабости» 9 ,—писал Бернард. Он верил также, что на Страшный суд Христос должен явиться в виде младенца, чтобы не внушать страха судимому человечеству 10 . Так, в Шартре, вместо иллюстрации к Апокалипсису, проникнутой «внечеловеческим» мрачным пафосом гибели мироздания, возник впервые в средневековом искусстве гуманизированный, прекрасный и утешитель ный образ небесного царства. Зато символы евангелистов в тимпане утратили ту выразительность, которой они обладали в Муассаке. Там их тела изгибались вопреки естественным законам, их взгляды были с не истовым упорством прикованы к образу божества. В шартрском тимпане эти фигуры уместны как декоративные и ритмически организующие пло 9 Цит. по кн.: G. We is е. Die geistige Welt der Gotik und ihre Bedeutung fur Italien Halle/Saale, 1939, S. 244. 10 Ibid. 23