Античность. Средние Века. Новое время. Проблемы искусства

на пристрастном, даже бунтующем вторжении в действительность, а так же — на полной отчужденности художника по отношению к высокопостав ленной модели и всей вообще официальной Испании. Для Веласкеса придворный мир оставался также и миром художни ка, умеющего ценить свою причастность ему; для Гойи он является предметом стороннего наблюдения, скрывающего в себе иронию, тайное недоброжелательство и раздраженность — доколе эти чванливые чурбаны, эти «гробы поваплепыые» будут застить свет, загораживать дорогу но вым людям новой Испании? Весьма симптоматична и очевидная печать вульгарности, которой от мечены все королевские портреты 1799—1800 гг. В прежних портретах Карла IV и Марии Луисы — тех, что были исполнены в 1789—1790 гг., Гойя фиксировал некую физическую «странность», почти карикатурив шую облик венценосных моделей. Теперь же он будто задался целью разрушить многовековое представление о монархе, как олицетворении благородного сословия,— то, которое ни на миг не ослабевало и даже особо подчеркивалось в веласкесовских портретах. Ничего значительного, ничего рыцарственного в нынешних испанских властителях не сохрани лось, но зато появилась вполне мещанская заурядность, проступило пол ное ожирение души, а наследственно-сословная гордость сменилась едва ли не мелочным тщеславием выскочек. Король Карл напоминает мажор дома; он даже на охоте не расстается с орденами, будто только что по лучил эти побрякушки и еще не успел ими натешиться. Королева уни жает свой сан и возраст пошлым самодовольством, неуместным кокетст вом, жадным сластолюбием. Провоцируемые Гойей воспоминания о веласкесовских королевских портретах губительны для Карла IV и Марии Луисы, ибо заставляют сравнивать то, чем была когда-то и чем стала теперь испанская монар хия. Веласкесовские портреты встают величественными тенями над ны нешней «ярмаркой тщеславия»; век незыблемого абсолютизма будто с недоумением взирает на своих выродившихся последышей. И все яснее становится бессмысленность той общественной формы, от лица которой выступают теперешние хозяева Испании. Для истории они — манекены, наряженные в платье не по мерке, дурные актеры, играющие чужие роли, опошляя и профанируя их. Сам принцип абсолютной власти, прин цип сословной монархии становится сомнительным, коль скоро его оли цетворяют теперь такие чванливые ничтожества. У них, как и у него, уже нет никаких прав на будущее. Да и в настоящем они существуют только по историческому недосмотру. Уже сегодня — они «бывшие». «О мои современники!» —восклицал герой гельдерлиновского романа «Гиперион», изданного в 1797 г. «...Вы потеряли веру во все великое; следственно, вы должны, должны погибнуть, если эта вера не возвра тится, как комета из иных небес» 9 . Так уже готов был сказать и Гойя. И он действительно говорит нечто подобное в лучшем из своих офи циальных портретов рубежа веков — в картине «Семейство Карла IV».

9 Гельдерлин. Соч. М., 1969, стр. 319. 146