Античность. Средние Века. Новое время. Проблемы искусства

зрачные озера залитого солнцем альпийского пейзажа, увиденного здесь Роберто Лонги, или зрелище многоструйного фонтана в спопе солнечных лучей под голубым небом итальянского полдня? В любом случае оно должно заключать в себе ощущение праздничного подъема, почти ликова ния, которым пронизана эта картина. Ощущение это тем более остро и волнующе, что оно чудесным образом возникает из переживания мира, подчеркнуто лишенного всяких элементов патетики, риторики или фан тастики. Художник как будто бы целиком поглощен задачей «imitar bene le cose naturali» — «хорошо воспроизводить вещи с натуры» —и тем да вать удовлетворение глазу, заставляя его заново узнавать предметы, как можно более полно переживать их реальность, их близость, их конкрет ность, со вкусом и не торопясь потреблять все разнообразие их свойств и овладевать их притягательной вещественностью. В этом пафосе дела ния и присвоения вещей, в самой их добротности и красоте есть не сомненный оттенок «буржуазности», о которой пишет Лонги, отпечаток вкуса «средних слоев», живущих не в стране старых грез и мифов, а в плоти современной практической жизни. Это деятельное отношение к миру и ощущение непосредственного соприкосновения с его материей, пафос очеловечивания ее, родились не в XVII в., но теперь видоизмени лись и получили невиданный простор для всевозможных интерпретаций в искусстве национальных школ Европы. Мир Джентилески — уроженца провинциальной Пизы и наследника старой городской культуры Фло ренции, теперь уже тоже провинциальной и занятой культивированием и стилизацией своего прошлого,— аккуратен и прибран, в меру богат и наряден, трезв и почти прозаичен в пуританском стремлении к чистоте и наглядности и в то же время поэтичен в своем несколько наивном ар хаизме. В живописце, пошедшем вслед за Караваджо на поиски прав ды в природе и жизни, живет сын ювелира с душой ремесленника-вир туоза, стремящегося не только завоевывать истины, но и делать прекрас ные вещи: не случайно он самый чудесный «портной и ткач» среди ху дожников 22 , не случайно он любит показать тончайшие «меандры» белья 23 , продемонстрировать прозрачпость вуали или сложный узор зо лотой вышивки, не случайно тела и лица его фигур выточены из дерева и камня, пейзаж и зелень за него нередко пишет другой («Давид», Рим, ок. 1610—1611 гг., галерея Спада), а когда он берется сам, то превра щает его в каменную пустыню, где слоистые глыбы огранены с изощ ренностью резного орнамента («Давид», Берлин — Далем; «Лот с дочерь ми», Оттава, Национальная галерея Канады). Из столкновения этих в чем-то противоположных, а в чем-то пересекающихся тенденций к воссоз данию натуры и созданию красоты рождается основное зерно искусст ва Джентилески, на которое скупо и как бы мимоходом указал более полувека назад Герман Фосс, заметив, что тот «иногда поднимается до праздничного, внемирского, надземного...» 24 Два последних определения нуждаются в пояснении. Чудо живописи Джентилески в том и состоит, что подъем в праздничное, рождение об 22 R. L о n g h i. Gentileschi padre e figlia.

23 C. G a m b a. Op. cit., p. 264. 24 H. V о s s. Op. cit., S. 460. 4 Античность. Средние века

97