2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

Художник Валентин Новиченко и конец индустриального искусства

The Artist Valentin Novichenko and the End of Industrial Art

Параллельная программа

белая галерея Интерьерный центр ARCHITECTOR

White Gallery ARCHITECTOR Interior Center

Если есть чем социализму оправдаться перед истори- ей, что предъявить в качестве несомненно прогрес- сивного достижения, так это широкомасштабная ин- дустриализация. Но если вклад Советской власти в характер, ход и методы индустриализации – вещь спорная, то, несомненно, что художественная репре- зентация труда – изобретение социализма. Только в советском искусстве темы «труд», «производство» и «рабочий» стали не только ведущими и доминирую- щими над другими темами и мотивами искусства, но труд стал главной святыней, мифом, идеей жизни со- ветского человека, он был эстетизирован и воспет. В искусстве первого этапа индустриализации поражает настойчивое стремление представить про- цесс труда как экстатический, героический, показать людей, упоенных трудом, испытывающих ликование и наслаждение, высший пик самореализации. Что же происходит в период 1970–80-х годов, официально названный «развитым социализмом»? Вся огромная фабрично-заводская империя с гигантскими мон- страми вроде Уралмаша трансформировалась в ру- тинную повседневность, не требующую героических подвигов и сакральных жертв. Труд неуклонно пре- вращался просто в работу, измерителем которой стал уровень оплаты, профессионализм и мастерство, со- циальные блага. Из него, как, впрочем, из всей со- ветской жизни, стремительно уходило «социалисти- ческое содержание». Все это не могло не сказаться на искусстве. Из индустриального искусства ушло монументальное, эпическое начало вместе с героизмом и жертвенно- стью, энтузиазмом и сверхнапряжением. Дух повсед- невности проник и в индустриальный жанр, и это не пошло ему на пользу. Как бы ни старались художни- ки вытащить на первый план мотив господства че- ловека над техникой, переключить восхищение зри- теля на человека, управляющего этими махинами, художественный эффект получается обратным. Так на гравюрах Валентина Новиченко люди неспешно и деловито осуществляют какие-то ведомые только им самим операции: мы не видим эмоций, мускульно- го напряжения, характеров и отношений. Эти люди просто обслуживают огромные причудливой формы предметы, они включены в общую целесообразность

If there is one thing that socialism can offer to history as vindication, one thing that it can produce as an indis- putably progressive achievement—that must be industri- alization on a grand scale. But if the contribution of So- viet power to the character, manner and execution of the industrialization is a matter of debate, the artistic rep- resentation of labor is doubtlessly a socialist invention. Only in Soviet art did the themes “labor,” “production,” “worker” come to lead and dominate other themes and motifs; labor itself became the main sacrosanct value, the main myth and idea of the life of the Soviet man; it became the subject of poetry and aesthetics. What strikes one in the art of the first period of industrialization is an insistent aspiration to imagine the process of labor as ecstatic and heroic, to depict people enraptured by it, jubilant and joyful in the process of work, attaining the highest point of self-realization. But what happens in the period of 1970s–80s, officially named “developed socialism”? The entire giant empire of plants and factories, with behemoths like the Uralmash, was changing to a workaday routine, with no room for heroism and sacral offerings. Labor was ineluctably turning intomere work,measured by the size of payment, professionalism, skills and social benefits. Like Soviet life on the whole, it was rapidly losing “socialist content.” All of that inevitable influenced art. Industrial art lost its monumental component, its epic drive, together with heroism and sacrifice, enthusiasm and super- tension. The spirit of the quotidian entered the industrial genre, and the latter did not benefit from it. Try as the artists might to foreground the motif of man’s dominion over technology, to make the spectator admire man in control of machines, the effect was the opposite of the intended. Thus, in Valentin Novichenko’s engravings people in an unhurried and businesslikemanner carry out some manipulations only they themselves understand: we see no emotions, muscle tension, characters or attitudes. These people are simply servicing giant and curiously shaped objects; they are part of the general purposefulness of the production process. Certainly, they are not mere tools—rather, they are just necessary components. In the early period of socialism, the cultural paradox was in that there existed an unspoken ban on depicting

266