В защиту искусства

внутренних и принципиально необъяснимых силах искусства как такового. <.. .> В последнее десятилетие в Западной Европе заметно явное падение престижа формализма. Можно даже утверждать, что варианты на гегелевскую тему вытесняют варианты на тему кантовскую. Однако каковы причины этого движения? Европейская бур ­ жуазия теперь уже открыто вступила на путь реакции. Фор ­ мальное искусство, к которому отсталая часть буржуазии еще привержена, в глазах передовой в своем смысле, то есть наи ­ более реакционной, буржуазии кажется фривольной игрушкой. Эти руководящие слои буржуазии вновь требуют, чтобы ис ­ кусство сделалось оружием. Буржуазия одержима страхом перед революцией. И вот она хотела бы заставить массы и молодежь вернуться к той или другой старой религии или религии, специально изготовленной, под сень какого-нибудь идеализма, который оправдал бы со ­ временный социальный строй иррациональными аргументами, так как разум сделать этого не может. Под влиянием этих-то политически утилитарных целей буржуазии, которые разверты ­ ваются с часу на час на наших глазах, теории искусства идео ­ логически начинают побеждать формализм. Сам Ригль, один из величайших мастеров формализма, к старости переключился на эту точку зрения. Крупный чешский ученый Дворжак опубли ­ ковал поистине замечательные труды о сущности средневеко ­ вого искусства. К этой же тенденции принадлежит Дильтей, Ноль и многие другие. Мы видим также в Англии возрождение карлейлизма. Но, присмотревшись ближе ко всем этим идеологическим течениям, вы замечаете, что они питают особенный интерес именно к средним векам. Только оттуда заимствуют примеры для того, чтобы доказать верность новых теорий. «Художественная воля» Ригля, смысл которой долгое время оставался совершенно неопределенным, теперь объяснена. Эта «воля» вытекает, согласно новым теориям, из «миросозерца ­ ния», то есть общего представления художника о мире. Но неужели возможно не спросить себя: каковы же причины появления той или иной философии, миросозерцания? Что объ ­ ясняет собой ее жизнь и развитие, ее вырождение, ее смерть? Никакой попытки ответить на это у нынешних историков, иде ­ ологов, теоретиков искусства нет. Невольно спрашиваешь себя также и о том, почему миросозерцание новых теоретиков при ­ держивается исключительно религиозных систем? Конечно, победа идеологической эстетики над эстетикой формальной была бы большим прогрессом, если бы она не со ­ вершалась в условиях, которые показывают явную тенденцию толкнуть искусство на службу более реакционной пропаганде. Я не стану здесь настаивать на сказавшемся в последнее 376